Евгений Филенко - Гигаполис

А вот и его убийца. Если Индира в меру своих способностей притворяется серой мышкой, то этот вполне бы сошел за помойного кота. Даже по нынешней всеобщей нищете нужно с большим пренебрежением относиться к мнению окружающих, чтобы появляться на улице в таком рванье. Одна шляпа чего стоит… Дабы очутиться там, где его настиг карающий выстрел второго трассера, он должен был перепрыгнуть через поверженного Гафиева и зачем-то рвануть в темный закуток, где лишь столик с двумя креслами и приоткрытым кейсом – и никакого намека на возможность уйти. Тупик. Что ему там понадобилось?

Вокруг покойников неторопливо, деловито циркулируют эксперты, которым обычно перепадает черновая работа. Возглавляет их лично господин Майстренко. Разговоры негромки и чужому уху непонятны. Сполоха я не вижу.

Зато вижу здоровенного малого с простым, почти детским лицом, на котором яркими красками нарисовано отчаяние. Это, похоже, и есть виновник торжества. Гафиевский напарник. Он сидит в сторонке, умостив тяжелые руки на коленях, и мерно покачивает круглой, коротко стриженной головой. Отчего-то на нем защитный панцирь, верхней кромкой упирающийся в подбородок – чтобы злоумышленнику не добраться до горла, а защитный же шлем с пуленепробиваемым и газонепроницаемым забралом лежит здесь же, на столике. Полная боевая выкладка… Я направляюсь к парню. И сей же час рядом вырастает усатый невысокий трассер с нашивками главного инспектора.

– Вы кто? – спрашивает он ревниво.

Мне снова приходится лезть за карточкой.

– Главный инспектор патрульной службы Спешнев, – усатый демонстрирует свою карточку. – Говорить с Авиловым будете в моем присутствии.

– Не возражаю, – миролюбиво соглашаюсь я. Все равно я найду способ отшить этого общественного защитника в любой момент, когда пожелаю. – Авилов… а имя?

– Игорь, – роняет юнец понуро.

– Зачем же вы, Игорь, укокошили потерпевшего?

– Почему – потерпевший? – вскидывается Спешнев.

– Потому что, по моему первому впечатлению, закон отнюдь не на стороне вашего коллеги, – терпеливо разъясняю я. – Должно быть, он пытался задержать посетителя ресторана, который, откушав, мирно направлялся к выходу. При этом не была предъявлена личная карточка – иначе она была бы зажата в руке покойного Гафиева. А ведь Гафиев одет не по форме, и на лбу у него не написано, что он трассер. Мы не знаем, в какой форме и какими словами он объяснял свои действия. Например: «Эй, ты, стоять, кому сказано!..»

– Гафиев не мог такого сказать, – набычивается Спешнев.

– Верю. Но у нас нет никаких свидетельств обратного, кроме моей и вашей убежденности… Выходит, этот человек вполне мог заподозрить недобрые намерения со стороны Гафиева и получить таким образом право на необходимую оборону. А поскольку носить при себе оружие запрещено исключительно несовершеннолетним, душевнобольным и ранее судимым по некоторым статьям Уголовного кодекса, остается лишь выяснить, не подпадает ли незнакомец под перечисленные ограничения. Если же не подпадает, то становится уже не убийцей, а жертвой.

– Уж это-то мы выясним, – обещает Спешнев.

– Да нет уж, выяснять придется, наверное, мне. А вы, пожалуйста, продолжайте патрулировать улицы. Не размахивая попусту шок-ганами и не подставляясь под нелепые выстрелы… – Спешнев хмурится, пытаясь уловить в моих словах издевку. Которой там вовсе нет. – Так как же вышло, Игорь?

Авилов мучительно освобождается от оков прострации.

– Я… у меня был только шок-ган. Вот он. Я хотел лишь свалить этого типа разрядом… Зачем мне было убивать его?

Рассматриваю авиловский шок-ган. И впрямь, ограничитель мощности импульса выведен почти на нуль. Впрочем, Авилов мог сделать это задним числом, чтобы обелить себя. А если он в беспамятстве не задумался об этом, ему мог пособить ушлый начальник Спешнев.

– Посмотрим, что поведает экспертиза, – говорю уклончиво. – А она поведает всю правду, будьте покойны.

– Слушайте, Ерголин, – вмешивается Спешнев. – Шок-ган я не трогал. Этот гад, наверное, больной. Сердечник или спидюк в последней стадии, коли ему достало слабого разряда, чтобы выпасть в нуль.

– Арсланыч… Гафиев велел мне ждать у черного хода. Упаковаться, – Авилов кивает на свой рыцарский шлем. – Если никто не появится в течение десяти минут, вернуться в зал. Десять минут прошло, и я вернулся. Арсланыч уже лежал на полу, а этот…

– Потерпевший, – подсказываю я. – Не гад, не тип, а именно потерпевший.

– Ладно, потерпевший… Он озирался по сторонам, в руках у него была пушка. Все вопили, как ненормальные… Потом он сообразил, откуда Арсланыч появился, и рванул туда. Не доходя нескольких шагов, выстрелил по лаптопу. И тут уже я…

– Сколько же времени заняла описанная вами сцена? Минут двадцать?

– Да вы что! – Детское личико Авилова розовеет. – Какие-то секунды!

– Гафиев был еще жив?

– Нет… не знаю. Он не отвечал. Я позвал его по имени. Бесполезно.

– Дальше?

– Я приказал всем оставаться на местах. А через пять минут в зал вошли ребята из группы поддержки.

– Кто их вызвал?

– Я… мне Арсланыч приказал.

– Все ли выполнили ваш приказ остаться?

– Кажется, все… – Потерянный взгляд чисто-голубых глаз Авилова скользит по залу. – А где Зомби?

– Какой Зомби? – настораживается Спешнев.

– Зомби… с ним говорил потерпевший в подсобках.

– Вы имеете в виду Ивана Альфредовича Зонненбранда? – быстро спрашиваю я. – Он был здесь?

– Да.

– Ясно, – бормочу я. – Иван Альфредович изволили слинять. А у вас к нему что – были какие-то претензии?

– Так ведь это он договаривался с этим… потерпевшим в подсобках у Тунгуса!

– Договаривался – о чем?

– Не знаю! Дипскан транслировал только слова Зомби. А то, что говорил этот… потерпевший, дип не брал. И его схема не сканировалась.

– Как может быть, чтобы схема не сканировалась? – спрашиваю я с недоверием.

– Я и сам ни за что бы не поверил, кабы не видел своими глазами! Это была «нечеткая» схема!

Я качаю головой:

– Простите, Игорь, но у меня складывается ощущение, что вы хотите навешать на бедного потерпевшего чересчур много собак. Мало того, что он до такой степени ущербен здоровьем, что умирает от слабого импульса, так у него еще и со схемой нелады!

– Я не вру, – обреченно говорит Авилов и отворачивается.

Вижу, что не врет. Рожа у парня простовата даже для трассера, а сейчас он и не покраснел. Скорее наоборот: побелел от обиды. Но как я могу ему верить?

– Бедный потерпевший… – ворчит пацан себе под нос. – Тоже, нашли бедолагу. Двое детишек Арсланыча – вот кто бедные!

– Не сердитесь, Игорь, – прошу я. – Поймите и меня. И давайте продолжим. Вы утверждаете, что в подсобках «Инниксы» потерпевший и Иван Альфредович Зонненбранд, известный также под прозвищем Зомби, о чем-то договаривались. Что же в том дурного?