Андрей Уланов - Из Америки с любовью

– Если честно, – сознался я, – то я в детстве никогда не мечтал быть одним из сорока шести. А повзрослев, и вовсе стал считать, что подвиг этот раздули до небес, чтобы затушевать преступную трусость пославших их на смерть. Бессмысленную и бесполезную.

– Именно поэтому, – быстро ответил Щербаков, – от нас требуется только победа. Чистая победа. Варианты не принимаются.

– Что еще за сорок шесть? – осведомилась Кейт.

– Хм, – Щербаков замялся. – Чтобы вам было понятно – триста спартанцев с поправкой на жестокость современной войны. В августе сорок второго немцы прорвали правый фланг Юго-Западного фронта. Прорыв уже достиг двухсот километров, а это грозило катастрофой для всего южного крыла – резервов в тылу практически не было. Вот кто-то и отдал приказ – сорок шесть душ курсантов арт-школы и четыре старые гаубицы. «Элефанты» прошли сквозь них, словно раскаленный нож. Теперь там памятник.

– Помни «Аламо», – подытожила Кейт. – Ясно.

– Как хоть выглядит это... эта штуковина, из которой они появятся? – спросил я обреченно.

– Если честно – представления не имею, – безмятежно отозвался секретный агент. – Предполагаю только, что она маленькая. Самое большое – с чемодан.

Мне вдруг показалось, что он сейчас зевнет и, сладко потянувшись, уляжется на травке со словами: «Ну, пусть мир летит в тартарары, а я сосну часика два. Если случится конец света – разбудите». Бр-р-р. Нельзя все-таки быть настолько хладнокровным.

– Согласен, – кивнул Анджей. – Им же надо как-то пронести ее через внешнее оцепление.

– Но и совсем на виду они тоже не могут расположиться, – вмешалась я. – Люди, которые во время речи президента колдуют с какой-то аппаратурой, – это, знаете ли, подозрительно.

– Ну, мы не знаем, какое время им нужно на открытие прохода, – возразил Щербаков. – Возможно, это дело нескольких секунд. Кроме того, здесь, – он повел рукой, – предостаточно укрытий. Деревья, памятники...

– Сам мемориал, – поддакнул Анджей.

Мы переглянулись и не сговариваясь дружно двинулись в обход толпы к краю мемориала.

Позади каменной плиты не было абсолютно никого.

– Кажется, мы перехитрили сами себя, – горько заключил я. – Эти негодяи могут появиться в любом месте, даже посреди толпы.

– Давайте от противного, – предложил Андрей. – Где они не могут выйти?

– На открытом месте, – уверенно заявил я. – Нужно укрытие.

– Деревья, – уверенно бросила Кейт. – За деревьями.

– Справа или слева? – хмыкнул я.

– Я беру на себя правую сторону и центр, – решительно заявил Андрей. – У меня снайперка, радиус обстрела больше. Сергей, ваша сторона левая. Кейт, марш уговаривать этих лбов, что в президента сейчас будут стрелять.

Я озабоченно поглядел на часы. Без четырех минут полдень. Андрей зачем-то машинально повторил мой жест.

– Что? – возмутилась Кейт. – С чего ты взял, что я тебе дам себя оберегать?

– А при чем тут это? – очень натурально удивился Андрей. – Это, между прочим, самое опасное место. Стрелять будут именно в президента. Это не говоря о перекрестном огне.

– Н-ну ладно, – неохотно поддалась Кейт. – Только ради тебя, учти.

– Ладно, – согласился Андрей. – После победы сочтемся.

– Диспозиция ясна? – спросил я. – Других идей нет? Тогда марш по местам, смертники! – И добавил чуть тише: – И бог нам в помощь!

– Да уж, – фыркнула Кейт. – Помощь нам не помешает.

Я глянул на нее укоризненно.

Пробиться к трибуне оказалось не так-то просто. Множество людей хотели взглянуть вблизи на своего президента и вовсе не желали уступать эту честь по-хорошему.

Я отдавила по меньшей мере шестнадцать пар туфель, получила две дюжины пинков под ребра, раздала в ответ в два раза больше и наконец-то пробилась к вожделенной цели.

Огромный – два на полтора – охранник неодобрительно покосился на меня сквозь черные очки и снова замер в позе Каменного гостя.

Вид у меня был и в самом деле еще тот – растрепанная, взъерошенная дамочка, одежда которой, несмотря на все мои старания, все еще носила следы вчерашней прогулки по лесу, – короче, явно не способный внушить доверие кому бы то ни было.

Я закусила губу и решительно поставила ногу на ступеньку.

Охранник оживился.

– Простите, мисс, – заявил он, разрастаясь при этом в ширину чуть ли не вдвое, – сюда нельзя.

– Простите, офицер, – огрызнулась я, – но мне необходимо сообщить вам кое-что весьма важное.

– ...Мы должны наконец найти в себе силы и признать, что...

Речь президента почему-то долетала до меня отдельными кусками. Словно сквозь вату.

Я прислонился к дереву и старательно подвигал плечами в очередной тщетной попытке поудобнее расположить «штейр». Пся крев! Еще полчаса таких мучений, и этот затвор точно будут из моего брюха хирургическим путем извлекать! Хотя откуда у меня полчаса? От силы пара минут.

Какой-то парень в темно-коричневом костюме, стоявший метрах в тридцати, подозрительно покосился на меня. Пиджак на нем как-то странно топорщился. Пистолет? Нет, судя по габаритам... рация.

Я выдавил из себя милую улыбку и перебрался на другую сторону дерева.

Матка боска, да где же эти чертовы заговорщики?! Сил моих нет больше ждать.

Я даже не понял, что увидел самым краем глаза. За памятником, все-таки за памятником, нашли место. Что-то знакомое... Я сделал шаг вправо, другой... Знакомое... знакомое сиреневое свечение!

Мир изменился! Не знаю, только ли я это почувствовал или все остальные тоже, но над кладбищем вдруг повисла мертвая тишина. Мир дрогнул, поплыл, стал нечетким, как смазанная картинка, а когда резкость вернулась – он был уже другим, нежели миг назад.

И в этот неизмеримо долго тянущийся миг я вдруг с ослепляющей ясностью увидел...

...как поднимается из толщи вод жуткий тупорылый нос британской ракетной субмарины, а позади нее хищной призрачной тенью несется охотник типа «Барракуда», и акустики вжимают наушники, ловя звук открывающихся люков.

...как кусок каменистой пустыни вдруг плавно скользит вбок, обнажая черный зев шахты – и торчащий из него ярко-оранжевый конус...

...как разбегаются фигурки от замершего посреди поля состава, а из среднего вагона утыкается в испуганное небо остроносый карандаш, и ударяет зеленый огонь «холодного старта», и ракета медленно поднимается вверх, зависает на секунду, а затем срабатывает разгонный, и она стремглав уносится вверх, превращаясь в очень яркую звезду. Звезду Полынь.

– Не-ет!

Я уже бежал, чуть не упал, выпрямился, увидел...

Никогда не забуду – дыра в воздухе, просто отверстие, за которым – это почему-то потрясло меня до безъязычия – светило солнце, контур оторочен сиреневым блеском, и из отверстия выпрыгивают люди в непривычном камуфляже... двое, трое, пятеро... Рванул «штейр» из-под плеча... А-а, пся крев!