Иэн Бэнкс - Несущественная деталь

Она начала строить планы и сделала себе заметку на память касательно того, что ей может понадобиться, когда она доберется до Сичульта. Она намеревалась подобраться к Вепперсу, используя его похотливость. Она полагала, что степень физической привлекательности, которую получила благодаря Смыслии и ее устройствам для выращивания человеческих тел, будет достаточно соблазнительной для Вепперса, если ей удастся попасть ему на глаза на каком-нибудь подходящем приеме. Второй способ подобраться к нему ей могли дать ее знания дома — как городского в Убруатере, так и особняка в Эсперсиуме.

Она попросила корабль приготовить для нее одежду к прибытию в Сичульт, драгоценности и всякие другие личные вещи. Она попыталась упросить его сделать для нее какое-нибудь оружие, но он отказался. Он даже сомневался, стоит ли отдавать ей одно из ее ожерелий, которое было довольно длинным и могло быть использовано как удавка. Но тут он ей все же уступил. Она не заметила у него каких-либо колебаний, когда он вручал ей пластиковую карточку в алмазной пленке, предположительно на карточке лежало достаточно денег, чтобы она могла — если передумает убивать Вепперса — купить себе дом в Убруатере, собственное загородное имение и жить принцессой всю оставшуюся жизнь.

Она делала зарядку, она читала — главным образом о том, что Культуре известно о Вепперсе, Сичульте и Энаблементе, и она готова была поспорить, что это — гораздо больше, чем знал сам Вепперс, она разговаривала с всегда доступным Демейзеном, который тут же материализовывался, стоило ей захотеть. Не то чтобы он и в самом деле материализовывался в буквальном смысле, со всей очевидностью; впрочем, она чувствовала, что ее глаза начинают стекленеть, если он пытался втолковать ей технические подробности этого явления.

Она совершила виртуальную экскурсию по кораблю с Демейзеном в качестве гида. Согласилась она только потому, что Демейзен немного заразил ее своим мальчишеским энтузиазмом. Экскурсия заняла некоторое время, хотя, возможно, и не так много, как это ей тогда показалось. Запомнила она только то, что корабль может разделяться на несколько частей и представляет собой что-то вроде однокорабельного флота, хотя наибольшую мощь имеет, будучи единой боевой единицей. Шестнадцать частей. А может быть, двадцать четыре. Она в то время произнесла подобающее число «ахов», «охов» и «неужели», что было вполне искренно. У нее был большой опыт в произнесении таких слов.

Она робко взвешивала идею взять себе в любовники Демейзена. Чем больше становился он похожим на сичультианца, чем дольше она торчала в своем закутке, невзирая на все его сказочные пейзажи, пусть и фальшивые, тем привлекательнее для нее он становился, и тем сильнее она распалялась. Она полагала, что, во-первых, для корабля это будет совершенно бессмысленно, во-вторых, она получит удовольствие (если Демейзен согласится), в-третьих, это будет делаться стильно и чувственно и — как вдруг пришло ей в голову, — в-четвертых, это может повысить ее… скажем, безопасность, а ее план убить Вепперса станет более реализуемым.

Разумы, искусственные гиперинтеллекты, которые всем заправляли, которые в первую очередь являлись флагманами Культуры, были, безусловно, не лишены чувственности, пусть их чувства и находились всегда под контролем интеллекта и никогда наоборот. Корабль уже намекал, что там, куда он ее везет, могут возникнуть неприятности, — неприятности того рода, когда, возможно, понадобится его впечатляющая военная мощь, — а потому после секса с аватарой, думала она, корабль мог стать ну хоть чуть-чуть более преданным ей.

Какое значение для корабля будет иметь тот факт, что она трахнется с его аватарой? Вообще никакого? Или это будет похоже на то, как хозяин гладит любимого домашнего зверька — хорошо, мило, немного приятно… хотя и ничего такого, что могло бы привести к чувствам обладания, преданности или ревности?

Это был скорее расчет, чем эмоции; с ее стороны разврат чистой воды. Но, с другой стороны, Вепперс уже давно исключил для нее возможность какого-либо выбора партнеров по сексу. Ей приходилось распутничать в его интересах (и против его интересов, хотя и с нулевым результатом). Лишь раз занималась она сексом просто потому, что ей так захотелось, — с Шокасом, в тот вечер на борту ВСК.

Как бы то ни было, но поднимать эту тему она не стала. И потом, внутренний голос говорил ей, что корабль тут же возьмется за старое, станет таким, каким был на борту ВСК, прежде чем неожиданно и слегка подозрительно изменился. Тогда он, казалось, получает удовольствие, делая людям больно. Так что он вполне может повести себя на тот же манер и теперь и, отвергнув ее, получить удовольствие.

А теперь он предлагал ей подарок — татуировку, как он сказал. Она сидела на одном из трех сидений кабины; перед этим она просматривала на экране модуля новости из Сичульта, как вдруг Демейзен материализовался у нее за спиной. Она наклонилась вперед. Подарок лежал у нее на ладони; запутанный клубок тонких серо-голубых нитей, очень похожий на то, как, по ее представлениям, должно было выглядеть полностью развившееся невральное кружево.

— С чего вы взяли, что я хочу татуировку?

— Вы сказали, что вам этого не хватает.

— Разве?

— Одиннадцать дней назад. И еще раз — вчера. В первый раз вы сказали, что иногда, проснувшись, чувствуете себя совсем как голой. Еще вы говорили, что после вашей реконфигурации вам снилось, будто вы идете по улице города и вам кажется, что вы полностью одеты, но все как-то странно на вас поглядывают, и тогда вы смотрите на себя и понимаете, что на вас ничего нет.

— Ну, у нормальных людей часто бывают такие сны.

— Я знаю.

— А разве я не говорила, что рада избавлению от татуировок?

— Нет. Может быть, вы только думаете, что говорите об этом.

Она нахмурилась, снова посмотрела на вещицу, лежавшую на ее ладони. Теперь она казалась ей похожей на нити вязкой ртути.

— И вообще это не похоже на татуировку, — сказала она.

— Пока — не похоже. Но смотрите.

Клубок петелек и нитей принялся неторопливо шевелиться, пришел в движение. Он начал растекаться по ладони Демейзена, образуя что-то похожее на кольчужную рукавицу. Он на мгновение развернул руку, показывая, что нити обвиваются вокруг его пальцев, потом повернул руку назад, показывая, что нити, словно крохотные волны, поползли по его запястью и предплечью, исчезая под тканью рубашки. Он закатал рукав, показывая, что нити ползут все дальше, становятся тоньше и кустятся.

Он расстегнул верхнюю часть рубашки, показывая ей, как серебристо-синие линии ровной паутиной расползаются по его груди, — она была гладкой, безволосой, как у ребенка, — потом откинул назад голову: татуировка расползалась по его шее, лицу, оплела его голову, несколько тонких линий украсили его уши, а другие образовали сказочный рисунок прямо на лице, проходя в каком-нибудь миллиметре от ноздрей, губ и глаз. Он поднял вторую руку, показывая, что линии заполнили и ее, потом поднял обе руки — они были одинаково и симметрично разукрашены завитками, спиральками и параболами, причем расстояния между линиями не превышали миллиметра.