Павел Балашов - Беспамятный

— Рик, ты прелесть. Может, все-таки пересмотришь свое неласковое отношение ко мне? А то я прям удержаться не могу — на борту корабля бродит почти голый мужик, а я вроде как и ни при чем!

— Джоан! — взревел я. — Прекрати нахрен! Не до твоих шуточек сейчас.

— Простите, капитан, — она скромно потупила взор. — Но я с огромным трудом держу себя в руках. Вернее, в тех рамках, которые вы видите. Мои намерения в отношении вас настолько сильнее меня, что удержаться не получается!

— Изыди, — простонал я и все-таки вышел из кают-компании. Вот же «повезло» с экипажем, а? Интересно, она всегда такая, или только когда стресс отпускает? Ведь причина ее задирательств явно не в том, что ей хочется секса со мной. Она никак не может поверить, что убралась с Аркана, что ее жизнь собственностью клуба окончена. И стресс, который ей пришлось испытать, когда произошла бойня в Мерчитауне, наконец-то отступает. А адреналиновый откат дает самые разные эффекты, этот еще не худший. Могло и в истерику вылиться.

Так что злиться на нее бесполезно. Как и вообще хоть как-то реагировать на ее поведение сейчас. Поэтому надо собрать остатки воли в кулак, оставив в стороне злобу на кофейник и на все прочее, и рассчитывать трассу. Кстати, вдруг понял я, а куда мы летим? У меня ведь до сих пор не было выраженного ответа на данный вопрос, поскольку не было плана. Я просто намеревался убраться с Аркана. Так, до того, как я на эту чертову планету попал, я намеревался лететь в русский сектор ВМО, но зачем? Мне, если так разобраться, сейчас бы лучше в Империю попасть. По крайней мере, там я смогу найти Беклемишева.

Я дошел до своей каюты, переоделся в очередной летный комбинезон и отправился в рубку. Ну, вернее, «отправился» в данном случае — громко сказано. Ибо из капитанской каюты что в ходовую рубку, что в коридор вели прямые люки. Не очень разумно с точки зрения борьбы за живучесть, если рубку разнесут — может и каюту задеть, но… Какая разница? Если рубке кранты — то капитану, скорее всего, тоже. Ну и что на выходе? Удобная конструкция. А то, что «Скат» не предназначен для боевых действий — так это с самого начала было понятно.

Джоан тоже находилась в рубке. Все так же ковырялась в терминалах своего поста. Не то изучала, не то настройки под себя ставила, неважно. Важно в данном случае то, что она на месте и не придется дополнительно ее вызывать.

— Джоан!

— Да?

— Готовность три минуты. Потом начинаю разгон, идем отсюда.

— Ай-ай, а куда идем? — она даже не соблаговолила повернуться ко мне.

— Ты как техник интересуешься или как владелец корабля? — я приподнял бровь, хотя она этого и не видела.

— Ну… Неважно, кэп. Есть готовность три минуты. Технический пост готов, мастер-техник на посту!

— Ого, — усмехнулся я. — Да мы не на военном корабле, чтобы так рапортовать. Но все равно приятно.

— А что, в нашем положении есть большая разница? — фыркнула Джоан.

— Не знаю, не знаю. Надеюсь, что хотя бы в этом рейсе по нам стрелять не будут, корабль еще не засвеченный, и я даже документально не его собственник.

— Ну, если наши противники не сообразят, что надо смотреть не только на принадлежность корабля, а еще и на строчку ниже в реестре — то да, может быть не будут. А если у них есть хоть какие-то мозги, то маскировка наша — только от дебила. Усек, кэп?

— Ни фига себе знания для техника из мотоклуба! — присвистнул я.

— Что, не ожидал? — она хихикнула, повернулась ко мне и подмигнула. — Привыкай, Рик.

— Откуда? — только и смог выдавить я.

— Расслабься. Один из клубных служил долгое время на фрегате. Наслушалась, что да как. Потому и представляю себе, слегка, что да откуда. Не особо сильно, но в общих чертах.

— Мда, — буркнул я, понимая, что не предположил очевидного.

— Ага, — кивнула борттехник.

Прозвучал зуммер готовности ходовой установки к разгону. Я кивнул Джоан, мол, начинаем, и послал «Ската» пулей пронзать пространство. Кстати, скоростные характеристики у этого клипера гораздо лучше, чем у бывшего моего лихтера. Неудивительно, но приятно. Эх, мне бы такую ходовку раньше!

Гул маршевых двигателей приятно ласкал слух. Я отключил гравикомпенсацию, дабы насладиться перегрузкой ускорения в два же, и в ту же секунду с технического поста раздалась ругань мисс Сейли.

— Твою налево, это что еще за шутки! Кэп, что за херня, у меня все тело как каменное стало!

— Выдохни, устройся в кресле поудобнее и постарайся не делать резких движений. Это перегрузка, мы идем с постоянным ускорением и я отключил гравикомпенсаторы.

— Да мне пофигу, что ты отключил! Ты бы предупреждал, что ли, кэп!

— Делай, что говорю. Не заставляй меня жалеть о том, что согласился взять тебя с собой, — скомандовал я, и, еще не закончив фразу, понял, что зря сказал ее вторую часть. Джоан замолчала, положила руки на подлокотники кресла, как-то словно стекла некоторым образом по нему и явно постаралась проглотить те слова, которые намеревалась сказать.

Оставшиеся нам десять минут разгона она промолчала. Нет, серьезно, она не издала ни звука вплоть до того момента, как перед нами не раскрылись «врата» гиперперехода. Да и тогда единственное, что я от нее услышал — это тихое и задумчивое «твою мать!», сказанное экспрессивно, но вполголоса. Да, с непривычки гипер действует шокирующе. Я и сам, помнится, когда первый раз в него входил, чуть не охренел. Ох, и матерился же тогда Сан Палыч, инструктор летной подготовки! Стоять, Птиц!!! Стоять, мудак!!! Это же крючок! Сан Палыч Дорофеев, точно. Летная подготовка факультета оперативников. Выпуск ноль пятого года, ага. В смысле, это я выпустился в ноль пятом. Специальность по диплому «Оперативный работник, с правом ведения одиночных операций». И, кстати, именно тогда же, на выпуске, мы с Дорофеевым наконец-то надрались, хотя он и бил себя пяткой в грудь, что не пьет с курсантами.

Черт, а еще на выпускном балу я писал сообщения на коммуникатор его дочери, Ленке Дорофеевой, и звал ее сбежать со мной с бала и кататься на катере по озеру. И ведь почти уговорил, но чертов Сан Палыч как раз в тот момент согласился с нами выпить. И катание по озеру растворилось в алкогольном пару.

А еще на третьем курсе он меня спалил в похмельном состоянии на летке. И чуть не добился моего отчисления, а? Меня тогда только дядь Леня и спас, его связи. И именно Беклемишев не дал Дорофееву меня выкинуть. И тогда же для меня стало откровением, какие именно ругательства способен выдавать дядя Леня в плохом настроении. И даже моя мать тогда ни слова поперек ему не сказала, хотя защищала меня периодически и от отцовских наказаний в том числе. И для нее я был всегда прав, а тогда она не спорила…

— Рик! Оглох, что ли? — голос Джоан все-таки пробился через пелену моих воспоминаний.