Андрей Левицкий - Оружие Леса

Я прыгнул вперед, пальцы скользнули под клапан кармашка на перчатке. Тычковый нож впился Рапалычу под челюсть, другой рукой я обхватил его, прижал к себе. Калуга тихо крякнул, Лютик не издал ни звука. Они остановились по сторонам от нас и, не сговариваясь, нацелили стволы в сторону лестницы. Пока старик не успел заговорить, я зашептал ему в ухо:

– Не обязательно перерезать горло, можно просто проткнуть трахею. Подергаешься десять секунд – и все. Положим тебя тихо прямо здесь остывать, отойдем назад. С лестницы не услышат.

– Ты, щено…

– Пока что молчи и слушай, – я немного повысил голос. – Шутки кончились, и вся твоя тухлая болтовня и корявые хитрости – тоже. Теперь все совсем серьезно, понимаешь? Я убью тебя, положу здесь, и мы уйдем. Цыгане ничего не услышат, просто немного позже увидят твой труп, и все. А можем и тело унести, бросить в какую-нибудь канаву, их тут полно, тогда вообще концы в воду. Если не хочешь такого конца, старик, то говори, где Травник. Больше никаких «щенков», «молодых», никаких возражений и твоей уродской болтовни. Просто скажи, где он. Буду вжимать нож в горло с каждым словом, так что хорошо подумай, что сказать. Теперь можешь начинать говорить.

Я сильнее вдавил нож в мягкое место под нижней челюстью. Ну, старик, давай! Порадуй меня!

– Травник в Норавейнике, – произнес он, и с каждым словом заточенное лезвие немного глубже уходило в его плоть. – Он там, охотник.

– Ты врешь, по-моему. Ты ведешь нас к цыганам, чтобы ограбить? В свинарнике, когда вы сидели у костра, я слышал ваш разговор. Один из твоих бывших напарников тогда сказал, что ты цыганам должен. Теперь долг таким способом отдаешь? Говори! Ну!

– Да. Правда.

– Вот так, можешь же отвечать, как нормальный человек, а не пургу нести. Где Травник?

– В Норавейнике! – сипнул он, пытаясь сглотнуть, и задрожал всем телом. – У Норки!

– В плену?

– Теперь… теперь да.

– Что значит – теперь? А раньше?

Старик все же сумел сглотнуть, нож в моих пальцах дрогнул, и по дряблой шее потекла капля крови. За ней вторая. Третья. Еще. Лютик неподвижно целился в сторону лестницы, Калуга переступал с ноги на ногу. Глупо мы смотримся – торчим тут в паре шагов от склона вчетвером, не зная, что находится прямо под нами. Хорошо, что уже глубокая ночь и возле расселины никого.

– Лютик, отойди в сторону, подползи к краю и выгляни, – приказал я. – Попытайся понять, что внизу. Но очень осторожно.

Он присел на корточки, забросил автомат за спину, встал на четвереньки и наискось потрусил к расселине.

– Отвечай, – я немного ослабил хватку, но ножа не убрал. Кровь текла по шее старика тонкой струйкой.

– Травник в Норавейнике прятался, – пробормотал Рапалыч. Голос у него ослабел, было такое впечатление, что старик постепенно вырубается. – Я обсказал Норке, что его ищут, и она его обещала запереть. Схватить да запереть, чтоб теперь уж не свалил. А нас дождаться и…

– Сколько у нее людей?

– Это ж цыгане. Там целый табор.

– Сколько их точно?

– Не знаю я…

– Братан, ты б ослабил напор, – прошептал Калуга. – А то старичок может нас безвременно покинуть.

Я вытащил кончик ножа из шеи старого предателя. Сбоку прозвучал тихий голос бесшумно вернувшегося Лютика:

– Лестница метров на семь вниз. Там площадка, доски. Слева от лестницы дыра с дверью. Один прячется в трещине на склоне сбоку. Глубокая трещина, травой поросла. Я б не заметил, но он высунулся. Со стволом. На площадке дежурят еще двое.

Выслушав, я обратился к старику:

– Ты сказал им, что прямо сейчас приведешь нас, поэтому они и ждут? Скорее всего, сразу нападать не станут, поведут внутрь, как обычных гостей, и потом со спины…

Его ноги подкосились, и он брякнулся бы на землю, если б я не подхватил Рапалыча под мышки. Опустил тихо, положил на спину. Глаза закатились – все, сдулся старикан. Кровь из шеи текла слабо, но все-таки текла, и я сказал Лютику:

– Сделай какой-нибудь тампон, что ли, закрой ему рану.

Наемник склонился над Рапалычем. Калуга тихо обратился ко мне:

– Жестко ты с ним.

– А он с нами как? Я его не убил, хотя повод был законный. Ты ему поверил? Насчет Травника?

– Поверил, – ответил Калуга, не задумываясь. – Ты ж сзади его глаз не видел и лица, а я тут стоял, видел. Он слишком напуган был, чтоб лгать. Травник точно тут внизу, у цыган. Что делаем, брат?

Тот же вопрос читался на лице наемника, когда он, закончив с раной старика, выпрямился и шагнул к нам.

– Лютик, ты про эту Нору еще что-то знаешь? – спросил я. – С ней вообще договориться можно?

– Не в курсе. Где она, а где я…

– Они цыгане, брат, – вставил Калуга. – Цыгане-мафиози, хозяева гетто, держатели притона. Думаешь, им можно верить хоть в чем-то? Если вправду так думаешь – подумай еще раз, получше!

Я поднял руку, чтобы они замолчали, и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Травник в плену у цыган и сидит где-то в глубине Норавейника. Проникнуть туда не по этой лестнице, каким-то боковым путем, возможно, но долго. Нужно оставаться в городе, разбираться в обстановке, расспрашивать людей, налаживать связи. Кого-то вербовать, подкупать или шантажировать, узнавать план Норавейника. Все это сложная разведработа, мы ее либо не потянем, потому что совсем не знаем местных условий и не имеем нужных связей, либо она займет кучу времени. И при этом нужно не засветиться перед полицаями и чтобы цыгане не прознали, что под них кто-то роет.

Я приоткрыл один глаз, посмотрел на Калугу, на Лютика, снова закрыл.

Еще важный момент – просчитывать возможные шаги противника. Если сейчас Рапалыч не приведет нас к Норе, та поймет: что-то не так. Что-то не сложилось у старика… и как она поступит? Цыганка не знает нас, не знает, на что мы способны, какие у нас связи и возможности. Первое: она наверняка перепрячет Травника. Выведет из Норавейника, укроет где-то в городе, причем как можно глубже, чтоб вообще никто не мог отыскать. Я бы на ее месте так поступил. Второе: если мы себя никак не проявим и старик не покажется, уже утром цыгане начнут узнавать по городу про трех людей, описание которых Рапалыч наверняка им дал. А это значит, что мы не просто так будем стараться найти и отбить Травника – против нас пойдет контригра.

Не годится.

Попробовать сейчас с шумом ворваться в Норавейник? Но там целая толпа, а нас трое.

Не годится.

Выжидать? Цыгане вычислят нас и тихо закопают где-то на склонах Чума.

Не годится.

Валить к чертям с холма… Но снаружи рыщет Палач. Ждет меня.

Годится, но опасно. И я не получу Травника, который здесь, прямо под носом, ради встречи с которым я вообще все это затеял. То есть на самом деле и это не годится…

Так что делать?

Я раскрыл глаза, устало развел руками и сказал: