Андрей Левицкий - Оружие Леса

– Если мутант не идет к охотнику, охотник идет к мутанту.

– Это ценная мысль, – согласился Калуга. – Ты о чем?

– Миша, мой напарник, иногда повторял эту поговорку.

– И что она значит?

Рапалыч у наших ног зашевелился, тихо засипел. Я пояснил:

– Пойду и поговорю с цыганами. Но нужно организовать прикрытие. Если мы договоримся, все равно останется подозрение, что они, даже отпустив со мной Травника, устроят пакость, когда будем выходить от них. Так что…

Я окинул расселину взглядом, пригляделся к склону напротив лестницы. Там росли кусты. Перевел взгляд на Лютика и спросил:

– Умеешь обращаться с гранатометом?

– В общем, умею, – сказал он.

– Нам нужен гранатомет и несколько выстрелов к нему. Или хотя бы пара одноразовых трубок.

Я присел над стариком, который как раз приподнял голову. Помог сесть, схватил за седые волосы и повернул лицом к себе. Мутные, почти бессмысленные глаза уставились на меня.

– Рапалыч, у тебя еще есть шанс выжить, помочь нам и даже немного заработать, – сказал я. – Где здесь можно купить гранатомет?

– Так что ты задумал? – спросил Калуга.

Старик замычал что-то про полицаев, про заведующего оружейным складом… Закашлялся, сплюнул. Снова заговорил. Выслушав ответ, я приподнял брови:

– Все-таки какой выдающийся старый сморчок нам достался, а, Калуга? В общем, мы добываем оружие, и потом я попытаюсь заставить цыган вывести Травника наружу. И тогда мы отобьем его.

– Коррупция! – Калуга выкатил глаза. – Даже здесь, даже в чертовом Чуме, где все подмял один человек, – коррупция!

– Да-а, купить гранатомет у заведующего полицейским оружейным складом… – протянул я.

Мы присели за камнями, метрах в двадцати от края расселины и уходящей вниз лестницы. Чум спал, фонари не горели, мерцала лишь синяя цепочка огоньков на опоясывающей холм стене. Я положил фонарик так, чтобы луч упирался в камни. Позади, высоко над головой в небе чернела Башня.

– Но каков Рапалыч, а? – не унимался Калуга. – Вот же червяк ползучий. Вроде корявый такой, пропитый весь, древний, трясется… А и там людей знает, и тут знаком, и с госпиталя арты ему выносили, и к цыганам вхож, и даже с заведующим оружейным складом спелся! Если б не пил старик да в долги не влазил, был бы богатеем.

Сейчас ни Рапалыча, ни Лютика с нами не было. Первый лежал связанный в развалюхе, крышу которой мы недавно сожгли, а второй был неподалеку, в пределах видимости, хотя мы его не видели – он прятался.

Я сунул «Карбайн» в руки Калуге вместе с набитой деньгами и золотом сумкой. Снял куртку и принялся разуваться.

– Думаешь, так будет лучше, брат?

– Лучше. Меньше подозрений, обыскивать не станут.

– Все равно обыщут.

– Но хоть в трусы не полезут. Черт, так и не побрился…

– Ага, с такой щетиной у тебя вид совсем бандитский. Кстати, перчатки тоже нет смысла оставлять. Цыган такими штучками не обдуришь.

– Это понятно. – Я стащил перчатки, протянул ему, и Калуга убрал их в карман. – Не потеряй, они мне дороги.

– Не потеряю.

Он положил на камень «АКСУ», рядом пристроил сумку с пятью запасными рожками. Еще у Калуги были четыре гранаты и новенький армейский нож. Все это вместе с гранатометами мы прикупили у завсклада, которого Рапалыч разбудил посреди ночи прямо в его доме неподалеку от вершины. Толстый полицай с красной рожей сначала возмутился, но быстро смекнул свою выгоду и затребовал с нас кучу монет. Выяснилось, что у него целый склад в подвале – думаю, все стволы были в разное время вынесены из Башни.

От дома завсклада вернулись к развалине, где старик получил от меня сто рублей. И тут же, от Лютика, прикладом по затылку – об этом мы с наемником условились заранее. Я решил, что Рапалыч свои деньги все же заработал, и сунул их ему в карман, а самого его мы положили отдыхать под стеной, связанного.

На мне остались только закатанные до колен штаны, ботинки и майка. Кивнув Калуге, который удобно устроился за камнем с «АКСУ» наготове и гранатами под рукой, я сказал:

– Ты знаешь, что делать.

– Все путем, брат, – откликнулся он. – Опять мы с тобой вдвоем против кучи врагов, а? Как тогда, возле шахты… Хотя нет, в этот раз с нами еще Лютик.

– Ладно, удачи мне.

С этими словами я зашагал к лестнице. Ровно, не спеша, расправив плечи. Надеюсь, моя спина, которую видел Калуга, выражала решительность и уверенность в себе. И мужественную самоиронию.

Сердце колотилось ровно и деловито. В голове было чисто, весь план действий предельно ясен. Вот только очень уж сильно он зависит от других людей, и вопрос тут даже не в Калуге с Лютиком, в них я, в общем, не сомневаюсь – вопрос в цыганах. Как они отреагируют, что подумают, что, в конце концов, станут делать… Почти все зависит от этой Норы, мутанты бы ее взяли, а ведь я ни хрена про нее не знаю и ничего не могу на ее счет предсказать. Плохо отправляться на дело с такой огромной, зияющей дырой впереди. Но приходится.

Несколько шагов – и вот она, лестница. Вниз уходят покатые ступени из бревен. Далеко под ногами раскинулся черный глухой провал. Что-то в нем едва слышно рокочет, будто там медленно, сонно ворочается гигантская туша, перемалывая камни своим многотонным весом. И вроде даже движение какое-то заметно, легкое скольжение теней в бездонной тьме… Нет, воображение играет, никакого движения. Да и звук мне только чудится – тихо в расселине, тихо и мертво.

В нескольких метрах подо мной из склона выступала площадка, естественный земляной выступ, застеленный досками. Сбоку от лестницы в склоне была дверь, то есть нора, которую закрыли дверью. Над ней в землю вбит крюк с газовым светильником.

Вихрастого черноволосого человека, сидящего на нижней ступеньке лестницы, я разглядел отчетливо. Как и он меня. Цыган неторопливо встал, развернувшись, попятился и уставился вверх. В руках его был обрез, глаза в синем свете ярко блестели. Я поднял руки, демонстрируя пустые ладони, и начал спускаться. Уловив краем глаза движение справа, покосился туда. За выступом в склоне была глубокая горизонтальная трещина, и в ней кто-то пошевелился, на миг тускло блеснул ствол. Лютик говорил, что засек внизу троих, – вот и второй, но где третий?

С нижней ступени я шагнул на доски настила. Они громко скрипнули – этакая естественная сигнализация. Разглядывая меня, цыган сделал еще шаг назад. Скуластое лицо, черные вихры, широкие штаны, сапоги, пестрая рубаха, матерчатый пояс… такой, кажется, называется кушаком? Из-за него торчит рукоять пистолета. Обрез в руках обмотан разноцветными тряпками с пышными узорами, да еще и бахрома свисает. Колоритный паренек.

– Ты – охотник, – сказал он гортанно.

Ага, Рапалыч описал им нас троих…