Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

То ли Бандеролька заразилась телепатией от кота, то ли у гениев мысли сходятся, но додумать она не успела — Телеграф дернул из внутрипоясной кобуры пистолет и выстрелил прямо в вожака — его облезлая, белая, в розовых проплешинах, морда, заляпан­ная кровью, как раз показалась над мельтешением спин. Кот успел отреагировать, и пуля разорвала ему ухо. Бандеролька ощутила панический приказ: убей этого негодного человека. К счастью, она достаточно пришла в себя, чтобы вместо этого прыгнуть на полу­чившего аналогичное указание и не контролирующего ситуацию Стаса. Хук у Бандерольки был хороший, особенно с левой — по крайней мере, еще никто не жаловался. Стас тоже не стал жало­ваться — обмяк и упал на траву.

А Телеграф снова выстрелил. Бандеролька обернулась — стая кинулась врассыпную, коты карабкались по стенам, стремясь в убежище. Вожак издыхал на изувеченном трупе Настасьи. Никто из пленных не шевелился.

Телеграф, глубоко и часто дыша, поднялся и приблизился к му­танту. Бандеролька, оставив Стаса отдыхать, последовала за стар­шим товарищем.

Все-таки единственным телепатом на стаю был вожак — повез­ло. Сейчас он умирал, пуля разворотила грудную клетку. Мутант дышал часто, поверхностно, с хрипами, лапы его непроизвольно дергались, но в своем разуме Бандеролька все равно чувствовала присутствие кота.

Он был уже не вполне в этом мире. Кот оказался стар, нереаль­но стар для животного — он помнил времена до Катастрофы, когда был пушистым любимцем семьи, малышом по кличке Маркиз. Сейчас шерсть у него не белая, седая. Он помнил людей, прино­сивших еду по первому требованию, помнил ласковые руки, мяг­кую теплую постель. Помнил ужас первых дней Катастрофы, ког­да хозяева умерли, а другой пищи не было... Он выжил и осознал: двуногие предали, двуногие бросили. Теперь на них можно охо­титься.

Он собрал кошек себе в прайд, кошки принесли котят. Их разум так и не пробудился, подчинять коз, редких собак и людей по- прежнему мог только Маркиз.

Вожак умирал, как и жил, в одиночестве.

— Вот ведь тварь, — проронил Телеграф.

— А мне его даже жалко.

Бандеролька, не обращая внимания на то, что пачкает брюки человечьей и кошачьей кровью, опустилась рядом с вожаком на колени и положила руку ему на голову. Почесала за ухом. Кот по­пытался огрызнуться, но странно затих.

В умирающем сознании родилась сладкая греза: любимая хо­зяйка вернулась, любимая хозяйка рядом, и теперь все у Маркиза будет хорошо.

— Ты пойдешь в славное место, — то ли вслух сказала, то ли по­думала, Бандеролька. — Где вдосталь еды, где тебя любят, где люди всегда будут рядом. Спи, Маркиз. Спи, маленький.

Мутант дернулся и затих.

— Из-за этого «маленького Маркиза», между прочим, гибли люди, — пробурчал Телеграф. — В частности — полезные плен­ники.

— Мы его все равно убили. Почему бы не отдать ему долг? Люди ведь в ответе за тех, кого приручили.

— Кстати, — Телеграф покосился на дом. — О прирученных. Не можем же мы оставить в славной Феодосии гнездо кошек- каннибалов. Они теперь без руководства. Эта тварь дохлая хоть умная была. Он же тут засады устраивал, особо не светился. А без вожака стая пойдет в разнос.

— И что ты предлагаешь?

— Да сожжем их всех нафиг!

— Кого? — Стас подошел сзади. — И вообще, что тут про­изошло?

— А ты не помнишь? — удивилась Бандеролька.

Доктор внимательно посмотрел на обглоданные трупы.

— И не хочу знать, — твердо ответил он. — Такое чувство, что тут чайки порезвились. Чайки — редкостные твари. Зазеваешься — глаза выклюют или пальцы отхватят. Почему-то им пальцы нра­вятся...

— Это — кошки, — просветил Телеграф.

— Никогда кошек не любил. И что, они в доме укрылись?

— Ну да, — согласился Телеграф. — И я предлагаю устроить им групповой погребальный костер. Только трубу завалить, чтобы не выскочили.

Бандеролька все еще переживала смерть пленных и — гораздо больше — смерть вожака. Может быть, с ним удалось бы наладить контакт? Перевоспитать, объяснить, что люди — не корень всех бед? Одним разумом в мире, и так небогатом на интеллект, стало меньше. Печально. Поэтому она отмалчивалась и в обсуждении грядущего аутодафе участия не принимала.

— Я на крышу не полезу, — сразу открестился доктор. — Во- первых, у меня сотрясение мозга. Голова болит. Спасибо нашей боевой подруге. А во-вторых, подо мной это сооружение просто развалится, — тут натура взяла свое и Стас заржал: — Конечно, ко­тов я при падении изрядно передавлю...

— Не надо никуда лезть. Я выстрелю и трубу завалю. Давай-ка, доктор, обложим домишко хворостом. Строили явно из дерьма и палок, полыхать будет знатно. А Бандеролька, как натура тонкая, вернется к машине и останется ее сторожить.

Бандеролька хотела было напомнить, что она — глава отряда и начальник операции, но не стала. Жечь животных ей не хотелось, пусть и была эта мера не просто оправданной — необходимой. По­этому она обогнула дом, залезла в машину и приготовилась ждать. Выстрел, еще выстрел, небольшой обвал — это снесли трубу. Хруст — видимо, тащат хворост, сухую виноградную лозу, напри­мер, она прекрасно горит, жарко и ярко. А главное — быстро. Как бы на другие дома не перекинулось... Но ветра почти не было, и насчет этого можно было не беспокоиться.

Бандеролька вцепилась в руль, опустила лицо и закрыла глаза.

Чтобы отвлечься, стала думать о миссии, возложенной на нее.

Бункер, где укрыты секреты сгинувшей цивилизации. Путь предстоит неблизкий и опасный — одно путешествие в Керчь чего стоит, не говоря уж об остальном. От Феодосии — ехать и ехать.Потом нужно отыскать паром, договориться с капитаном, как-то уломать его пересечь пролив и попасть на материк.

Дохнуло жаром — дом занялся. К счастью, коты не орали. Слы­шались одиночные выстрелы — наверное, кто-то из мутантов по­пытался выбраться.

Будь с нею Пошта — Бандеролька бы не нервничала. Поште всегда везло, их отряд потерял только Штемпеля, а могли ведь все полечь в той переделке. Но с нею были Телеграф и Стас.

Ответственность давила на плечи. Не так-то легко это — когда на тебя возложена забота о судьбе целой цивилизации.

Бандеролька долго сидела так, уткнувшись в руль, а потом услышала, заскрипели под шагами камешки, и бодрый Телеграф окликнул:

— Пусти-ка за руль, красавица. Дорога зовет.

Путешествие началось.

Осада Джанкоя началась стихийно и быстро превратилась в на­туральный бедлам. Это только так называется — объединенные силы, а на самом деле, на войне, как в большой цыганской семье: кто первый встал, тот лучше всех и оделся. Первыми к цитадели листонош подоспели казаки, точнее, передовой отряд разведчиков- пластунов. Первая вылазка их закончилась неудачно, все лазутчи­ки погибли, но казаки к таким вещам относились философски, на то она и война, чтобы на место каждого павшего в бою становилось два его товарища.