Элона Демидова - Отступник

Юноша все еще находился под впечатлением вчерашних событий: экспедиции, где его едва не задушил огромный тролль... совершенно дикого посвящения, когда он наяву разговаривал с фигурами из металла... но все перекрывала шокирующая новость, что Каур, о которой он думал не переставая, никогда не будет его женой.

В Лакедемоне тоже существовали достаточно суровые правила, желания самих молодых людей не принимались во внимание, а семейные пары составлялись по решению старейшин, но ведь то — жестокий и отсталый Лакедемон...

У нуклеаров, казалось, все должно быть по-другому, но вот, поди ж ты, странные, непонятно зачем придуманные сложности и здесь мешали счастью. Что же оставалось? Воспользоваться лазейкой, лукаво указанной шаманом, и встречаться четыре раза в год? Но как предложить такое Каур? Мысль о том, что теперь ему следует держаться на расстоянии от прекрасной нуклеарки, относиться к ней как к любимой сестре, приводила Олега в состояние близкое к ярости.

Однако вот-вот могла разразиться война, а значит, время для всяческих сантиментов было неподходящим. К тому же он первый раз присутствовал на собрании такого высокого уровня, когда в буквальном смысле решались вопросы жизни и смерти десятков людей, поэтому, скрестив руки на груди, угрюмый и молчаливый, юноша прислушивался к обсуждению.

― ...поскольку подготовка к празднику Летнего Откровения уже завершена, то он состоится сегодня, в ночь полнолуния двадцать первого года Эры нуклеаров. Надеюсь, все понимают, насколько эта дата важна. Другой вопрос, какие дополнительные меры безопасности нам надо предпринять, — Кислов говорил спокойно и рассудительно. — Так что давайте трезво оценим, каковы шансы, что враги появятся здесь завтра к утру. Олег, расскажи, насколько быстро могут цари всея Лакедемоновки собрать рейд и подготовиться к походу? Например, представь себе, что твои бывшие друзья добрались до места позавчера к обеду. Есть вероятность, что сегодня отряд выйдет в сторону Таганрога? Как по-твоему?

― Нет. Мне кажется, что в такой спешке поход подготовить не смогут, — помотал головой юноша, попытавшись подняться с места, но вождь жестом приказал ему сесть. — Скорее всего, Совет старейшин пошлет отряд из сорока-пятидесяти бойцов. Три или даже четыре дня у нас есть...

― Да, я тоже уверен, пороть горячку они не станут. Ясно же, что и город, и мы из него никуда не денемся. Ведь это профессионалы, не так ли, пацанчик? — произнес шаман.

Олег кивнул.

― И кроме того, никто не сомневается, что они намного превосходят нас в искусстве убивать, да и в плане вооружения тоже, — продолжал Заквасский на редкость серьезно. — Копья, луки, арбалеты, плюс три трофейных автомата, с двумя сотнями патронов, против нескольких десятков вооруженных такими же автоматами бойцов, с куда большим боезапасом, а еще гранатами, пусть даже они взрываются через раз... В прямом столкновении у нуклеаров нет никаких шансов на победу. Нас просто перебьют всех до одного, даже если мы будем втрое или вчетверо многочисленнее.

― Но как же вы надеетесь выиграть? — спросила Ольга Михайловна шамана, но смотрела при этом на Олега, и в ее страдальческом взгляде ясно читалось: «Мальчик, зачем ты пришел к нам, теперь из-за тебя мы умрем!»

На Олега нахлынула жуткая тоска. Правда, которую юноша старательно отгонял от себя последние пару дней, вдруг встала перед ним во всей своей грозной обнаженности: именно из-за него, из-за его решения пойти в Таганрог, скорая смерть (да если бы только смерть — рабство и мучения, что было намного хуже) угрожала всем этим людям, которые за очень короткий срок стали роднее, чем знакомые с детства. Он ощутил нежное прикосновение пальцев Каур к своей руке, увидел милое личико дочки, и представил, что они исчезнут из его жизни навсегда... Ледяная волна прошла по спине и заставила сжаться сердце. Олег почувствовал себя той самой ракетой, несущей ядерный заряд, которая непонятно почему нацелилась и летит на головы ничего не подозревающих людей, грозя разрушить их мирную счастливую жизнь.

― Я... должен сражаться и умереть... я сделаю все возможное, чтобы нанести врагам максимальный урон... даже если это будет мой последний бой, — хрипло проговорил он.

― Да что толку в вашем сражении, молодой человек? — негодующе воскликнул седовласый старичок. — Разве вы сможете остановить этих ваших варваров?

― Павел Федорович, — гудящим голосом начал Заквасский. — А хотите, я скажу, о чем вы сейчас на самом деле подумали? Но вы зря полагаете, что не приди к нам пацанчик с умирающим ребенком просить помощи, то все было бы прекрасно. Нет! Нет! И еще раз нет! Варвары, как вы выразились, давно знают о нашем существовании, так что карательный поход на Таганрог уже был ими задуман. Олег, конечно, роль катализатора здесь сыграл, но события ускорились незначительно. Миусская Полития не в нынешнем году, так в следующем протянула бы свои кровожадные грабли к нашему горлу, — и шаман, сперва картинно раскинул руки, а потом принялся себя душить, закатывая глаза к лепному потолку.

― Ну, ладно, пока рано о грустном, — усмехнулся Кислов, глядя на эту пантомиму. — Давайте высказываться. Саша, твое слово.

― Нам необходимо уничтожить как можно больше врагов еще на подходе к Запретной зоне, — Саша говорил негромко и был предельно собран. — Тогда, в случае прямого столкновения, у нас будет реальное преимущество хотя бы в живой силе.

― Пара-другая снайперов — тоже наш плюс. Можно попытаться снять командиров отряда. Понятно, автомат Калашникова — это не винтовка, но все же, — сказал Кислов. — К тому же, мы имеем то, о чем наши враги не подозревают. У нас есть взрывчатка. Осталась одна проблема — как ее активировать на расстоянии.

― Это не обязательно, — глаза Саши странно заблестели. — Можно послать камикадзе с белым флагом, а когда вокруг него соберется достаточное количество вражеских солдат, подорвать себя.

Ольга Михайловна охнула.

― И кого вы видите в таком качестве? Кто будет этим камикадзе? — старичок в волнении снял очки и нервно подергал аккуратно стриженую бородку.

― Если желаете, — хмыкнул сын судьи, — можете взять на себя эту почетную миссию.

Старичок на несколько секунд опешил, а затем, заикаясь, затараторил:

― Это негуманно, нет, я решительно против таких диких варварских методов...

― Ну, в таком случае, — лицо Саши перекосило судорожной улыбкой, — я сделаю это.

― Ты молод, — Дрожжин передернулся, услышав такие слова от сына. — Ты не имеешь права даже думать об этом!

― Почему? — усмехнулся Саша. — Именно я или кто-то из членов Совета д олжен осуществить акцию. Это принципиально, это пример для будущих поколений. Это осознанная необходимость во имя победы, во имя традиции и воспитания. Это благословенная жертва ради выживания целой общины, разве не так ты нас учил, отец?