Татьяна Живова - Джульетта без имени

Как ни была убита горем Крыся — она почувствовала это. Сразу же отстранилась, съежилась и подняла на сталкера бледное, залитое слезами лицо.

— Тебе неприятно?.. Я... настолько... омерзительна?.. Прости... Я забыла, что вы, люди, не любите мутантов... Прости...

И она сделала попытку отползти в дальний угол, чтобы совсем уж скрыться с глаз сокамерника, не напоминать о себе, исчезнуть...

Восток мысленно врезал себе по уху. В конце концов, эта девочка не виновата в том, что он никак не может отделаться от присущей людям инстинктивной неприязни к тем, кто отличался от них. А ей он — как ни крути — обязан жизнью, по крайней мере, трижды. И сейчас, если он оставит ее без своей поддержки...

Умирать с таким грузом на совести сталкер не хотел. А в том, что их обоих казнят, причем очень скоро, он ничуть не сомневался.

— Крыся, постой! — окликнул он ее. — Не надо унижаться и прятаться. Ты не омерзительна, нет. Просто... а, черт, как бы так объяснить?.. Люди веками опасались и сторонились тех, кто не походил на них. И это уже так крепко вошло в плоть и кровь, что даже сейчас нам трудно избавиться от... негативных ощущений, когда рядом находится... чужак. Пусть даже сейчас это — всего лишь тень прежних инстинктов. Прости, пожалуйста. Я ничего не имею против того, что ты рядом со мной. Пусть даже мы и... разные. И ты вовсе не противна мне. Но... видишь ли... — Восток замялся, но потом мысленно махнул рукой, решив сказать правду: — Когда-то у меня была любимая девушка. Еще до Удара. Она погибла, не успев добежать до убежища. Я не смог помочь ей, поскольку находился в это время на другом конце Москвы. До сих пор не могу простить себе этого, хотя умом и понимаю, что в любом случае ничего бы не смог сделать, — слишком далеко мы были друг от друга в тот час... Я потом искал ее, искал на всех станциях, в надежде что ей удалось спастись... — Восток хмуро покачал головой. — Но чуда не случилось.

Крыся глядела на него во все глаза и даже перестала плакать. Но на лице ее все еще было горестное выражение, а губы дрожали.

— А когда ты меня обняла... — чувствуя неловкость от собственной непривычной откровенности, продолжил Восток, — то напомнила о ней — о той, которую я потерял. С тех пор, как это случилось, я старался не сближаться ни с одной девушкой или женщиной, не допускать их близко к себе... Чтобы не вспоминать... И вот сейчас... Признаться, это было для меня крайне неожиданно. Но я не хотел тебя обижать. Честное слово!

Скавенка на несколько мгновений опустила глаза, а когда подняла их, Восток прочел в ее взгляде... сострадание.

— И у тебя тоже есть своя боль... — прошептала девушка и покраснела. — Я... не знала...

Она вернулась на прежнее место. Помедлила и очень робко, нерешительно и почти невесомо коснулась плеча сталкера.

— Я теперь буду бояться лишний раз дотронуться до тебя, — с неловкой полуулыбкой проговорила она, — чтобы снова ненароком не вызвать горьких воспоминаний о твоей возлюбленной. Но... что мне делать, если здесь не только у меня... сердце кровью плачет?

Крайне изумленный, Восток уставился на нее, как на восьмое чудо света. Кажется, скавенка забыла про случившееся с ними, про клеймо предательницы, поставленное на ней соплеменниками, про ожидающую их обоих в обозримом будущем казнь. Отозвавшись на его боль, она восприняла ее как свою. Даже нет — важнее, чем собственные невзгоды!

«Чужую беду руками разведу, а в своей и концов не найду» — вспомнилась сталкеру поговорка.

Он хотел было что-то сказать ей в ответ, что-то хорошее и нужное, но тут загремел дверной засов, и в отворившемся проеме показалась вооруженная фигура охранника.

— Человек — на допрос! — рявкнул он. — Быстро!

Послышалось задушенное «ох!» Крыси.

Восток неторопливо поднялся. Расправил плечи, пошевелил запястьями. Руки затекли, но главное испытание болью, как он справедливо подозревал, ему еще предстояло. Причем испытание — в самом прямом смысле!

Раньше он, перечитывая всякие приключенческие книги, иногда задумывался над тем, смог бы он — доведись ему, подобно книжным героям, вдруг попасть в плен к врагам — выдержать изматывающие допросы и пытки. Восток так и не нашел тогда ответа на этот вопрос — потому что, хвала всем высшим силам, ни разу еще не попадал в такие ситуации.

«Ну, вот теперь и проверим...» — подумал он, ощутив в животе характерный адреналиновый холодок.

Выходя из камеры, он оглянулся. Крыся по-прежнему стояла на коленях, прижимая к губам судорожно стиснутые кулачки. Выражение ее лица не поддавалось описанию.

— Меня тоже будут допрашивать! — быстро и тревожно прошептала она. — Говори правду! Это важно!

Восток кивнул и вышел из камеры. За спиной снова лязгнул замок. В спину чувствительно ткнулся автоматный ствол.

— Пошел!

Оставшись одна, Крыся в волнении заметалась по камере. Ей прекрасно были известны суровые нравы бибиревцев — одновременно и жителей, и солдат пограничного форпоста Содружества. Здесь никогда не церемонились с различными нарушителями обычаев и законов, и, бывало, наказания за проступки и преступления были довольно суровыми. Бибирево было эдаким военным городком, в котором даже старики, женщины и многие подростки при случае могли взять в руки оружие и отправиться на защиту станции. В этой общине гораздо сильнее, чем в остальных, ощущался дух воинствующего патриотизма, а любое посягательство на безопасность не только бибиревских, но и, в целом, всех скавенских территорий воспринималось чуть ли не как повод к боевым действиям.

До сего момента военные и безопасники Бибирева и двух других станций Содружества имели дело только с более-менее регулярными разбойными нападениями алтуфьевской вольницы на блокпосты и наземные бригады добытчиков или рабочих. Дело было, в общем-то, привычное и уже чуть ли не рутинное, и потому военные скучали по настоящей драке, а безопасники — те вообще маялись от безделья.

Поэтому поимке лазутчика из людской, или, как тут говорили, «чистой», части Метро в Бибиреве обрадовались, как нежданному подарку судьбы. Тем более, что в свете недавних событий — нескольких странных мощных взрывов на наземных территориях Владыкинской общины — засылка людьми соглядатая давала повод серьезно заподозрить их в подготовке к нападению на скавенские станции.

Таким образом, дальнейшая судьба и Востока, и Крыси была совершенно ясна — смерть. Но смерть явно не быстрая — наверняка их сперва еще и помучают, чтобы выведать что-нибудь важное. Особенно — сталкера.

— Бедный Восток... — прошептала Крыся. — Только бы они его не сильно мучили...

У нее была слабая надежда на то, что если сталкер поведет себя разумно и спокойно и будет говорить на допросе правду — как знать, может быть, его и не изувечат. Крыся немного знала начальника местной СБ. Был он мужиком, в общем-то, спокойным и далеко не злым. Но работу свою любил и за станцию готов был порвать кого угодно, хоть чужого, хоть своего. Хотя на Крысю он всегда производил впечатление вполне себе адекватного скавена.