Александр Козин - Истории Выживших (сборник)

– Это они. Мы убрали их группу Z. Ты обратил внимание, на ключе была гравировка «Z»? Жаль, что не получилось захватить «языка», многое бы узнали.

– Есть еще Доктор, – напомнил он. – Как только Шторм закончится, мы поднимемся на поверхность и выйдем на связь со старостой.

– Здесь большой продуктовый склад, – повторил Призрак. – Как меня слышно? Прием! Черт, после Шторма остаточные помехи… Староста! Меня слышно? Повторяю: на верхнем этаже центрального бункера находится большой продуктовый склад. Консервы, крупы… Вы будете обеспечены едой на пару лет. Меня интересует кое-кто, живущий у вас. Человек, которого вы называете Доктор… Что?!

Небо прояснилось, дул прохладный ветер, шелестели кроны деревьев вокруг базы. После короткого разговора со старостой выяснилось, что наш общинный Доктор исчез. Во время Шторма люди из общины отсиживались в небольшом бомбоубежище под домом администрации, и вдруг кто-то заметил, что Доктора нет. Когда все закончилось, поднялись – и не нашли его нигде. А в доме, где он жил, не осталось вещей.

– Я понял, майор, – заключил Призрак. – Мы кое-что выяснили здесь, но мало. Вход в бункер открыт. Со склада захватим еду для себя, но большая часть будет дожидаться вас. Приходи со своими людьми как можно быстрее, пока сюда не наведался кто-то другой.

Отключившись, он добавил:

– Надо снова обыскать трупы спецов. Кто бы их ни прислал, можем найти что-то полезное.

Но найти нам ничего не удалось – тел не было. Не веря своим глазам, мы обошли грузовик, а потом я проверил вышку, с которой снял вражеского снайпера. Мутанты не ходят во время Шторма, они не могли утащить мертвецов!

– Макс, иди сюда! – позвал Призрак, и я поспешил обратно.

Он стоял над идеально ровным черным кругом в асфальте. В круге поблескивали красные крапинки и прожилки – будто следы застывшего расплава, только я никогда не слышал про красный металл.

– Это что? – удивился я. – Послушай, снайпер тоже исчез. Кто их забрал? Как? Ведь был Шторм!

Ничего не сказав, Призрак ушел куда-то за грузовик.

А я сел на подножку грузовика, бездумно глядя на обугленный круг, и стал размышлять над своей жизнью. Мне было о чем подумать. Когда на меня упала тень, поднял голову – человек по имени Роман Багров и по прозвищу Призрак стоял рядом, сложив руки на груди, и молча глядел на меня.

– Ну что, ты отомстил за охотников. Думаю, ты понимаешь, что я собираюсь делать дальше.

– Идти через просеки? Через Лес, до следующей базы?

– Да.

– И далеко она?

– Будем разбираться.

– Там может быть то же самое. Перенаправленные спутники и мертвые компьютеры…

– Ты хороший программист?

– Был, – пожал я плечами. – Слишком давно не работал с кодом.

– И все равно ты разбираешься в компьютерах. Можешь мне понадобиться. Можешь помочь.

– Зачем тебе все это, Призрак?

Он развел руками:

– У меня будет цель в этой жизни, а не просто ожидание, когда эта жизнь закончится – через день или год.

– Ты даже не хочешь подождать, когда сюда придут староста с нашими?

– Незачем. Вдвоем легче, есть кому прикрыть спину. Ты же пойдешь со мной?

– С чего ты решил, что я пойду?

Я прожил в поселке три года, но никто из членов общины не был мне близок. Разве что Тагор и Ярик… Но теперь они мертвы, а я отомстил за них. Больше ничего не держало меня в этих местах.

Поняв мой ответ по выражению лица, Призрак впервые на моей памяти улыбнулся. И сказал:

– Давай поднимайся, Максим. Путь неблизкий, и он будет труден. Но мы дойдем.

Все познается в сравнении – эту прописную истину мы усваиваем с детства. И сравниваем всю свою жизнь. Сначала игрушки – наивно и примитивно, редко разделяя на форму и содержание. Потом взрослеем и вот уже сравниваем друзей и родителей. Школу, учителей. Сослуживцев и командиров. Подруг, девушек, жен. Собственных детей. Работу и зарплату. Квартиры, машины, улицы, районы, города и даже целые страны. И в промежутках между всем этим – еще тысячи и тысячи вещей. Порой к месту, порой не совсем, но, так или иначе, только через сравнение мы познаем истинную природу вещей, стремимся к чему-то лучшему. К некоему идеалу, собранному из тысяч чужих завидных судеб.

Нередко сравнение побуждает нас к действиям.

Кажется, сейчас был как раз такой случай.

Я резко отпрянул от стальной решетки, попятился и неловко уселся на пол. Лежавший на шконке сокамерник ехидно заржал, за что и был удостоен холодного взгляда. Сначала он, потом, собственно, обидчик – уродливый кабан, что замер по ту сторону решетки, сверля меня злобными маленькими глазками. Не разъяренными или злыми, а именно злобными, светящимися лютой ненавистью. Никогда прежде мне не доводилось ощущать на себе ничего подобного. Признаться, это пугало до жути.

Но пугали в нем не только глаза. Я не сильно разбирался во всей этой флоре и фауне, но даже мне казалось странным то, что кабан был раза в два крупнее обычного, имел мощный горб и роговые наросты на лбу. И я уже молчу про пасть, полную острых клыков.

Зверь еще пару минут разглядывал меня через решетку, а потом, тряхнув уродливой башкой, направился дальше по коридору.

– Вертухай вечерний шмон устроил, – хохотнул кто-то из соседней камеры.

Я тяжело вздохнул.

Все началось три дня назад, когда из-за дверей, ведущих в тюремный блок, донесся грохот и звуки выстрелов. А спустя несколько секунд запоздало взвыла сирена и затарахтел пулемет. Все ближе и отчетливее становились слышны крики и ругань. Наконец, двери распахнулись, и в блок вбежали двое отчаянно споривших друг с другом охранников. Один, оживленно жестикулируя, твердил, что нужно всех выпустить. Второй упрямо ссылался на отсутствие приказа. Спор становился все жарче, когда с улицы донеслись первые истошные вопли, от которых мурашки побежали по телу. Я никогда не думал, что люди могут так кричать, особенно здоровые суровые мужики.

Спорщики резко замолчали и переглянулись, кажется, у них комом в горле встали все доводы и аргументы.

Как-то надрывно и отчаянно застрекотал пулемет, но тут же захлебнулся во всеобщем гвалте и затих. И вслед за ним, словно повинуясь решительному приказу, на улице воцарилась гробовая тишина. Она-то и послужила своеобразным катализатором – заключенные, наконец, опомнились и сбросили оцепенение.

Крича, они кинулись к решеткам и принялись их раскачивать, пытаясь вырвать. Тщетно. Кто-то просовывал руки между прутьев в надежде дотянуться… До чего? Свободы? Чего они хотели? Выбраться наружу, чтобы там, трусливо скуля и закрывая лицо руками, встретить свою смерть?

Охранники бросились трясущимися руками открывать камеры, а освобожденные, едва выбравшись наружу, спешили сбежать по узкому коридору, отделявшему блок от основного здания тюрьмы. Не веря собственному счастью, они не задумывались, как будут выбираться дальше.