Стас Северский - Боец тишины

Пошатался возле стоянки, куря и присматривая машину. Выбрал себе только что подъехавшую — хороша. Подстроил декодер и подкрался поближе. Подождал, пока выйдет хозяин… пока отойдет подальше. Осмотрелся, потушил окурок, подошел к машине, подклеил на номер несколько рельефных цифр, помятую о дорожных системах слежения, пустил кодированный сигнал с декодера, отключил сигнализацию, открыл дверцу, замкнул зажигание. Завелась. Поехали.

Хозяин машины пошел в пивную и сел за стол — скоро он не выйдет, а из пивной ему стоянку не просмотреть. Машину в угон зачислят через час — не раньше. Сейчас я спокойно, не скрываясь, доеду до места, оставлю машину в стороне от дороги — вне зоны видимости техники контроля и возле тайника — и свинчу номера. Хозяин распрощается со своей машиной, а я раскланяюсь со своей!

Клаус пошамкал ртом, отходя и рассматривая машину издали.

— Не знал, что за охоту на крыс так хорошо платят, Вольф.

Агнешку машина не зацепила, она в замешательстве уставилась на меня. Я наклонил голову и загадочно подмигнул ей «волчьим глазом» поверх темных стекол в безумно дорогой оправе. Да, такой я теперь крутой — обвешан цепями и смотрю исподлобья. На мне нет потрепанной куртки Вольфа и рубашки с отложным воротничком гера Вебера, зато теперь все видят мои руки и блистающие часы Яна. Выбирай любого, Агнешка, — все от тебя без ума и все твои с головой!

— Что встали? Садитесь живее. Поехали.

Агнешка недоверчиво всмотрелась в меня.

— Вольф, тебя трудно узнать…

— Так и должно быть. И запомни, мое имя — Ян.

Она оторопела.

— Это твое настоящее имя?

— Для тех людей, к которым мы едем. Ясно?

Подождал, пока они пристроят коробку с крысой. Лихо развернулся и дал по газам.

Пост… Еще один поставили. Нет, нам из города так просто не выехать. Знал, что оцепление поставят, — не знал, что так скоро. А держать как долго будут? Думаю, снимут скоро, дороги откроют, и мы освободимся. Черт…

Свернул, не доезжая до поста, — свернул к полякам. Думал об одной машине с ними договориться, только теперь мне одной машиной не обойтись. Планы меняются — и быстро.

Остановил машину, положил руки на руль, а голову на руки — что-то совсем выдохся. Только раз уж пошел — останавливаться нельзя. Вольфа так просто не опознают — они его в лицо не видели. Да и бродяги… Они со мной только в полумгле встречались — чаще видели меня в каске на голове… еще и свет им в глаза с моего лба бил. Не так просто в точности узнать, как Вольф выглядит. А больше их на меня не наведет ничто.

Сказал старику с девушкой оставаться в машине и направился к Войцеху, уже завидевшему меня из окна и спускающемуся ко мне.

— Войцех, у меня еще дело к Мсцишевскому.

— Ты где такую тачку раздобыл?

— Про нее речь и пойдет.

— А что?

— Поменять хочу — хоть на развалюху, только с документами исправными.

— Справим мы тебе документы, раз такое дело… У нас как раз заказ на такую…

— Да я так и рассчитал — так и думал, что долго не простоит, под заказ уйдет. Он здесь — Мсцишевский?

Войцех подошел к машине, придирчиво рассматривая. Как только он заметил Агнешку, вся его напускная лень испарилась и равнодушие стерлось с лица. Я резко одернул его за плечо, разворачивая к себе.

— Твоя, Ян, красавица?

— Моя.

— Всегда знал — кто машину выбрать умеет, тот и…

— Войцех, где Мсцишевский?

— Да в автосервисе все… Разбирается…

— Что-то часто у вас…

— Да все то же…

— Того же все разрабатываете?

— Да, Ян, — деньги у него наши, он их нам вернуть должен.

— Сколько?

— Спрашиваешь еще… За такие деньги и сдохнуть не жалко, Ян.

— Долго держится.

Он сжал кулак и потер ободранные костяшки.

— Упертый.

— С ним что, и Вацлав не совладал?

— Нет, никак он не колется…

— А вы его не так колете.

— Это как — не так? С ним Вацлав трое суток работает в поте лица.

— Трое суток молчит — значит, не с той стороны подходите. Не пугают его ваши угрозы — не действенны для него ваши методы.

— Раз уж такие методы не действуют… Тогда уж никакие не подействуют, Ян.

— Когда ты усвоишь, Войцех, что сила не только в кулаках, но и — в голове? Учись давай думать.

— Ты что, думаешь, не угрожали? Не берет его…

— Войцех, я вам его за час наизнанку выверну.

— Ян, ты его не видел еще… Он сдохнет, а деньги из зубов не выпустит. Мы его уже напоследок, не надеясь…

— Я вам ваши деньги с его зубами отдам, а взамен возьму у вас плату для наемника или — наемника.

— Тебе человек нужен?

— Надежный, который служил, как ты, и которого я знаю, как тебя.

— Я что-то не понял… Тебе что, я нужен, Ян?

— Точно.

— Да я что… Я готов.

— Только я тебя поперек Мсцишевского нанимать не стану.

Он с уважением взглянул на меня и выплюнул окурок, не туша. Правильно я поступил, подметив, что поперек Мсцишевского идти не стоит, — они свои… и порядок у них свой — с неотступными правилами.

— Да он что… Он согласится. Не думаешь же ты, что он тебе откажет? Ты же ему, как сын. А что у тебя за дела? Тебе кто-то дорогу перешел?

— Я перешел дорогу. Дело поправимое. Только Агнешке охранник нужен.

Он усмехнулся.

— Девушке твоей?

— Ни на шаг от нее не отходи. И только попробуй ее…

— Да понял я.

— И старик к тебе под опеку перейдет на время — в нагрузку.

— Справлюсь и со стариком.

— Поехали.

Стиснул зубы, смотря на Агнешку. В ее глазах только начали разгораться искорки жизни, а теперь их снова затмевает слепой страх. Седой поляк принял ее учтиво и усадил в потертое кресло, но она бледнеет на глазах, и глаза ее потеряно блуждают в полумгле небрежно убранной коморки. Она слышит срывающиеся хрипами крики человека, недалекого от смерти. Она помнит свой страх, свои мучения, и его страдания режут ее душу на куски. Девушка отстраняется от меня, шарахаясь и от Войцеха.

— Войцех, налей ей водки и отведи куда-нибудь подальше, пока мы…

Войцех кивнул мне, поднимая Агнешку с кресла под руки. Я взглянул на притихшего Крюгера — старик перепугался до ступора, когда сообразил, куда и к кому я его завез. Черт…

— И старика прихвати. Подальше отведи. Слышишь?

Как только одни двери сомкнулись за моими спутниками, другие — распахнулись передо мной. Сел верхом на стул, складывая руки на спинке, кладя на них голову и рассматривая то, что осталось от человека. Черт…

— Вацлав, да оставь ты его! Выйди!

— Он мой, Ян.

Вацлав перевел на меня всегда прохладные глаза — он тщательно скрывает все свои садистские страсти, стараясь сохранять спокойную видимость человека, исполняющего задание и получающего за него плату. Только он не такой наемник, как Войцех. Вацлав — редкостный урод, хоть внешне и на редкость красив. Он — настоящий садист, согласный не спать, не есть и не пить, — только бы получить в распоряжение очередную жертву. Вацлаву никогда не хватает смелости открыто пойти на поводу у страстей — он с мучением ждет, когда его жестокость станет нужна Мсцишевскому. И теперь — его жертва, как зеркало, отражает все его мучительное ожидание, все уродство его души. Пристрелю я его когда-нибудь точно.