Стас Северский - Боец тишины

Войцех стукнул меня по плечу, тревожа оставшиеся осколки, похожие на железную пыль.

— Ян, ты не спишь?

— Нет.

— Ты из-за нее так, да?

— Да все так — скверно.

— Не бери в голову, она привыкнет. Знаешь же сказку такую про красавицу и чудовище… привыкла же красавица к зверюге в конце.

— Ясное дело — сказка же. А в сказках всегда так — не так, как есть.

— Не знаю, Ян. Сказки ведь всем детям читают… и не просто же так. Нам всем добрыми историями мозги прочистили… и они добрый след в душе у всех нас на всю жизнь оставили — особенно у тех, кто к добру всегда склонен был.

— Ты что, Войцех, в торжество добра веришь?

— Не знаю, Ян. Мне казалось, что не верю, а оказалось, что все-таки — верю. Вернее, я не верил, а вышло, что зря не верил.

— Я не понял ничего.

— Видишь, как все получилось хорошо, а я и не думал никогда, что все так получится.

— А что хорошо?

— Все вокруг хорошо, Ян. Ты и Агнешка — хорошие… и жизнь у нас — хорошая, хоть и трудная.

— Рад, что хоть ты кусок своего счастья за хвост схватил.

— Не кусок и не за хвост… все схватил и навсегда. Я его не отпущу — свое счастье… и никому, ничему у меня его не отнять.

— Даешь ты, Войцех… Не ждал от тебя такого.

— А никто не ждал — даже я от себя такого не ожидал. Думал, так и сгнию с другими отбросами общества, а оказалось, что и я кому-то хорошему пригожусь и на что-то хорошее сгожусь… что у меня и моих дел может быть будущее.

— Даешь ты, мечтатель…

— Всегда мечтал, что буду смотреть на звезды и говорить с братом обо всем, что в голову придет…

— Какие звезды, Войцех? Окно пыльное и небо неясное…

— А какая разница, какое окно и небо? Звезды все равно в небе и все время светят нам, хоть мы не всегда видим их свет. Они, как мы, — звезды… как ты и я.

— Да, наверное, ты прав. Ты прав, Войцех. Что ж, вставай — пошли незаметно светить спящему городу нашими ясными звездными лучами, замурованными за подозрительной внешностью.

— А куда мы?

— Совершим разбойничий рейд по садам. Пришло время охоты на цветы.

Войцех растянул рот от уха до уха.

— Агнешке цветочки рвать пойдем?

Я, стиснув зубы, коротко качнул головой.

— Отчасти.

— Как это?

— Так, что ей мои цветы предназначены — только отчасти. Ей — вершки, а кое-кому — корешки…

Пробрались в темноте к зарослям примеченных мной прежде растений.

— Войцех, берись за лопату. Здесь копай — под этим кустом.

— А что это?

— Не важно. Ты, главное, руками корень не трогай, а если стебли или листья тронешь — руки в рот не суй и глаз не касайся.

— Ядовитое растение, да?

— Еще какое. Только об этом немногие знают. Мало кому известно, что эти четыре растения, разводимые для вида, смертельно ядовиты. Их обычно «волчьей отравой» называют.

— Волков ими травят?

— Нет, Войцех, «волки» ими травят.

Поляк замер в тусклом свете отдаленных уличных фонарей.

— Ты что, отравить кого-то собрался?

— Посмотрим, как дело пойдет. Ядовитые вещества никогда не повредят — их под рукой всегда держать следует. А меня ныне государство отравляющими веществами не обеспечивает. Копай! Давай живее!

— А что с ними делать?

— Это растение смертельно ядовито, как и остальные три. Его корень — содержит наиболее опасный и сильный яд. При правильной обработке мы сможем получить — убойную отраву. Этот корень — в спирте выдержим. Сильнейший яд получим… как настоится он — мы сможем роту замертво каплей спиртового раствора завалить. А часть этого корня — в воде выдержим, и настой в склянку сольем, часть — высушим и измельчим, в воде растворим и воду выпарим. Этот яд слабее будет. Зато мы сможем его и в питье подмешать, и в вену вколоть, и в воздухе распылить. Надежнее всего — в вену запустить или в глаза распылить… всегда работает безотказно.

— В глаза распылять надо?

— Из лекарственного ингалятора можно — просто мимо проходя. Брызнешь в глаз — яд быстро в голову ударит с высокой концентрацией. Пойдет прямиком в мозг — и без потери мощности. А через легкие отравление мягче и медленнее пройдет.

— А через кровь?

— Наповал и надежно. Только сложно колоть — и след остается. А нам не стоит с судебными экспертами связываться и на размышления их наталкивать. Они и без того яд обнаружат. Наша задача — не позволить им разобраться, как и каким образом произошло отравление.

— Ты все про яды знаешь, Ян?

— Не все, но достаточно для свободного использования. Я знаю, откуда какой яд получить, как какой яд применить… знаю, как происходит отравление, какие следы оставляет. При нужде я могу полностью разрушить тело человека — и все при помощи подручных химикатов. Можно вывести из строя центральную нервную систему, остановить сердце, свернуть кровь — и все тем, что валяется у тебя под рукой каждый день.

Войцех, осмысливая сказанное, уставился в землю.

— Ян, а ты много людей убил?

— Людей — нет, а врагов и объектов — да.

Он посмотрел мне в глаза с несвойственной ему задумчивостью.

— А ты врагов совсем за людей не считаешь?

— Если бы считал — не служил бы в управлении.

Войцех, долго и сосредоточено соображал в молчании, и, в конце концов, отбросил недодуманные мрачные мысли.

— Ян, страшно быть твоим врагом… только и другом твоим быть боязно.

— Что так?

— Да припрет горло промочить, а у тебя в спирту отрава выстаивается.

— Это точно. Ты это учти. Что попало в рот не тяни.

— Ян, а я это растение знаю — это безвременник осенний… Он что, тоже ядовитый?..

— Смертельно. Одна вода, в которой он стоит…

— Да ты что?! И какой же в нем яд?!

— Не скажу я тебе всего — нельзя так. Ты или название растения знаешь, или его вид, или яд, содержащийся в корнях. Всего тебе про это знать нельзя. Ты с ядами дел не имел и иметь не должен — это мое поле деятельности, ты тут просто так, как помощник.

— Ян, ты же сказал, что все, что знаешь, мне расскажешь.

— Все, что знаю, и все, что тебе следует знать. Про эти мои дела тебе всего знать не следует.

Черт… Это еще что? Агнешка?

Она заметила мой пристальный взгляд и вышла из темноты. Бредет одна по пустынной улице, обхватив плечи руками и боязливо озираясь по сторонам — направляется прямиком к нам. Видно, проснулась, нас искать стала — не найдя, испугалась… поняла, что осталась одна, — и пошла на поиски. Я мысленно нахмурился от такого своеволия девушки. Право, не умно она поступила, меня ослушавшись, — словно не понимает, какой опасности себя подвергает, расхаживая в одиночестве по ночам… а я ей объяснял не однократно. Но что теперь? Не пороть же ее. Грубостью я свою девушку только из себя выведу. Она такая же хрупкая, как — гордая… таких силой проще в порошок истолочь, чем подчинить. Ничего, цветами засыплю, на руках потаскаю — и страх, и печаль, как рукой снимет… и она станет послушнее. Буду ей мозги вправлять другими методами — теми, которые должным образом окажут воздействие. Эх, радуйся, Агнешка, что я к таким коварным мыслям приучен — иначе плохо бы тебе пришлось.