Стас Северский - Боец тишины

Подтянулся, попробовал каркас решетки как опору… протиснулся через прореху меж прутьями и оконным проемом, перелез на подоконник, просунул руку в щелку приотворенного окна, поддел фиксатор, толкнул окно и… тихонько спустился на пол. Эх, Игорь Иванович, посмотрели бы вы на меня сейчас, поняли бы, что пригоден я еще для таких поручений.

Полупустое служебное помещение обглодано лунным светом и выглядит прискорбно. Проверяю наличие сигнализаций, магнитных замков и электронных запоров. Ничего подобного нет и в помине — похоже, старое больничное здание оснащено наисквернейшим образом. Дверь заперта не на код, а на ключ. Такой замок — не беда. Мои верные отмычки блеснули в моей руке, и впились в замочную скважину остриями. Ковыряюсь в замке крючьями. Неизменный щелчок, и — открыто. Коридор освещен скверно, но и к слабому свету надо привыкнуть — подожду. Прислушиваюсь и присматриваюсь, приоткрыв дверь, — порядок.

Определил аппаратуру слежения: неподалеку несколько камер — все проводные и все подключены к компьютеру на посту. Внедряться в систему и отключать их не стал — наскоро напустил на них помехи. Сопровождаемый ими, я невидимкой проследовал в коридор — стараюсь сориентироваться.

Сердце замерло, когда заметил идущего прямо на меня человека. Метнулся к стене — в сторону, во мрак… отомкнул мутно стеклянные дверные створы и скрылся на лестнице. Вслед за мной исчез и он — видно, заметил меня. Черт… Какого черта?!

Не знаю, отходить или продолжать поиски. Это ж не охранник мне встретился. А кто еще здесь может ночами шататься? Всмотрелся в мутное стекло… и переключился с плохо просматриваемого коридора на такое же смутное отражение. Вашу ж… Это ж я. Мое отражение в стеклянных дверях. Черт… Настоящий черт. Чуть сердечный приступ ни получил. Вот так — покажешься себе на глаза неожиданно, и все. Я же себя в голове по старой памяти еще прежним вижу. Не надо было от зеркал избавляться — привык бы быстрей.

С тяжелыми мыслями о своей боеготовности блуждаю по коридорам, переходам и лестницам, а им конца нет. Достало уже в замках ковыряться. Наворотили здесь перекрытых отделений — никак сориентироваться не получается. Главное, — дознаться, где размещены медицинские посты, и держаться подальше… ведь возле них и палаты не пустуют.

Отделение кардиологии. Ха! Нет, сюда мне точно заявляться нельзя — не досчитаются на рассвете врачи, заметивших меня, пациентов. А в травматологию к дежурному врачу я не прочь наведаться за советом — только не время.

Покурил на лестнице, погрел душу мыслями, что ждущий меня братишка беспокоится так, что чуть с ума ни сходит, и отправился осматриваться дальше. Угораздило же так заблудиться. Подвернись мне сейчас проектировщик под руку, — я б его… На его благо здание настолько старое, что он просто не мог не отойти в мир иной.

Посмотрел на часы, скривился от досады и двинул еще дальше.

Выругался, глядя на часы, разозлился и пошел вперед.

Встал в пустом коридоре, поднося часы к глазам, и рассмеялся, разгоняя остатки раздражения. Я ж не просто не знаю, куда зашел, но и, как назад вернуться — понятия не имею. До чего ж глупо… даже не досадно.

Заслышал отдаленный гул и остановился. Слышу неясные крики… кошмарные крики. Черт… Они что, ночами оперируют, пренебрегая наркозом?! Я что, на врачей с садистскими наклонностями нарвался?! Нет, не думаю, что в такой больнице таким веселым хирургам такие скверные выходки так просто сходят с рук. Только не стоит забывать, что, находясь здесь, я еще и следа охраны не заметил. Поначалу решил, что один вяло бродит на обходе, а другой — спокойно спит на посту. Только может быть и так, что охрана в сговоре с врачами и тихо молчит, слыша страшные крики. Простые садисты — вариант первый и вполне пригодный. А запрещенные операции — сомнительно, что их проводят в таком месте. Конечно, и не такое случается. Могло случится и так, что меня угораздило угодить и на объект под контролем властей. Я отер с лица холодную испарину, готовясь встретиться лицом к лицу черт знает с какими людьми и нелюдями. Обратного хода я дать не могу, как бы я ни хотел дать деру. Стою и слушаю, стараясь сосредоточиться.

Прогнал нервозность — помогло. Понял, что крики не правильные, — не настоящие. Похоже, — с экрана. Точно, — артист орет, как резаный поросенок. Черт… А проняло поначалу — прежде довольно достоверно выходило.

Переключил крики на режим фона, прислушался к остальным шумам. Различил скрежещущие металлические звуки и звон стекла… негромкие голоса людей — мужчины и женщины. Точно, мужчина и женщина устроили поздний ужин… или ранний завтрак. Не понимаю я их — остаться наедине и… черт знает что смотреть, стуча стаканами.

Заглянул за незапертую дверь — охранник с хорошенькой сестричкой застыли перед экраном, кишащим чудищами. Как же они на дежурствах время проводят не правильно. Не говорю, что они ночи проводят вовсе не на своих постах, — они их еще и в расход пускают впустую, растрачивая время на кино и котлеты. Ведь охранник только и делает, что давится вкуснейшими котлетами, тупо вперившись взглядом в экран, высвечивающий перед ним изувеченные трупы. А сестричка не отводит от него глаз и докладывает в его тарелку добавку за добавкой, только изредка вздрагивая от душераздирающих воплей, доносящихся из ящика. Живут же люди… и не замечают, что живут. Откровенно же она на него засматривается, а он… Кроме тарелки и убойного забоя на экране с ним, видно, все параллельно проходит, никак не пересекаясь. Конечно, от славного ужина и я бы не отказался, но сестричка все же соблазнительнее. Эх, Игорь Иванович, что ж они красивые все такие — полячки? Прям, глаз не отвести. Правда, и котлеты хороши. А охранник… с каждым куском кривится — видно, и такое отменное мясо у него поперек горла встает, когда на экране перед ним корчатся истязаемые невесть каким зверем человеческие жертвы.

Эх, не будь я теперь таким страшным, я бы и сестричку, и ее котлеты с подливой оприходовал. Только я теперь такой, что мне от людей прятаться приходится, как зловещей зверюге с экрана. Нет, не позарится на меня такого такая красавица. И черт с ней — пусть мучается с охранником, которому от нее, кроме котлет с подливой и не надо ничего… которому и котлеты не слишком нужны.

Терзаемый волчьим голодом, стараюсь оторваться от открытого мне клочка чужой жизни — только не могу. Не смотреть — свыше моих сил. Я всегда тяготел к тайному подсматриванию за людьми — особенно за такими красавицами и искусницами изготовлять котлеты… так что теперь ничего не могу с собой поделать. Черт… Я голодный, как волк! Не кормит меня моя девушка и… только плачет с утра до ночи. Правда, не ее вина — я ведь ее продовольствием обеспечивать должен… и внимания ее добиваться обязан я. А я без гроша за душой здесь время теряю, черт знает что с медсестрой мысленно выделывая. Совесть, проснись! Голос совести, не молчи! Игорь Иванович, напомните о себе суровым окриком! Не гоже вашему боевому офицеру так бестолково время тратить! Так из боевого недолго бедовым офицером сделаться! Правда, я уже сделался… но еще не совсем.