Стас Северский - Последний день может стать первым

— У меня нет прав удерживать тебя, применяя тяжелые силовые приемы, оружие и какие либо ограничивающие движения средства. Если допустимые методы будут недейственны — в таком случае задача будет считаться завершенной.

— Нет! Ты будешь делать то, что скажу я.

«Защитник» стоит не двигаясь, он опустил руки, пассивно призывая меня к спокойствию…

— Ты уже ничего не можешь сделать для людей, S9. Для человечества это конец — и не самый худший.

— Конец, так конец — будем стоять до последнего.

— Еще возможно сохранить жизнь . Подумай над этим, S9. Подумай над тем, что делали и что будут делать люди — к чему это ведет.

— Все это ни к чему.

— На что ты рассчитываешь?

— Разве что на удачу.

— На удачу можно рассчитывать, но удачу нельзя рассчитать. Ничего не останется, S9. Ничего.

— Я не машина — я иду даже на такой риск.

Решимость и определенность подавили злобу. Отчаянье холодными руками изорвало мою возвращающуюся силу — сдуло обрывки с ладони дыханием усталости. Излучатель давит тяжестью на дрожащую руку, напоминает, как я измотан… Отчаянье — решимость — обреченность… Я стою посреди тоннеля, в темноте проблескивает быстрая вода, струящаяся вдоль стен…

«Защитник» застыл и не двигается… Это противостояние снова закончится ничем. Не просто мне будет его убедить, как и ему меня… Нужно заставлять мозги работать… Да, я думаю как человек, исходя из интересов людей, из наших интересов, из своих интересов, из своих желаний, из своих страхов… Да, я иду на огромный риск… Если я не пройду все преграды Ивартэна, если не завершу войну, — не останется никого, ничего… Жизнь была и до нас … Но было и такое, что мы жили, когда на планете не было другой жизни, и мы создали ее снова… Мы все исправим… Война завершится, и тогда мы все исправим — у нас есть будущее. Еще не поздно… Из-за грудной клетки рвется боль так же, как и сила — на вдохе — рвется с затаенными хрипами задыхающегося человека…

Кот нерешительно подошел ко мне и поскреб голенище сапога когтистой лапой…

— Айнер, это что было? Что с тобой?

— Не трогай мои сапоги.

— Ты меня напугал. Что это?

— Силы ко мне возвращаются, но пока ненадолго — прошло.

— Ты не такой, каким я тебя считаю?

— Не совсем. Мне мешает лучевая болезнь…

— Ты… Не делай так больше.

Крыс притих на моем плече. Наверное, краткий момент возвращения силы — проявления сущности человека девятого уровня, произвел на «зверушек» гнетущее впечатление. Черт с ними всеми… Я должен думать только об Ивартэне и больше ни о чем.

Пока мы идем по прямой, указания Крыса не слишком нужны. Мы следуем тем же путем, каким пришли сюда.

— Крыс, откуда выходить будем?

— Скоро платформа. Там выход.

Хорошо хоть не так долго шагать, как в прошлый раз. Вот уже и знакомая станция. Кот побежал вперед, разбежался и прыгнул в открытые врата, будто преодолев невидимый барьер.

— Береги энергию! Нам еще поверху идти и возвращаться!..

Я вышел на платформу без такого энтузиазма. Крыс поскреб правой лапой по погону. Через несколько секунд снова.

— Что, направо?

— Направо. До подъемника. Дальше дверь — рядом с тоннелем в самом конце платформы.

— Ясно…

Лестница ничуть не лучше, чем та, по которой мы спускались в подземку, даже хуже, потому что придется идти вверх. Коту подниматься очень трудно — ступени узкие и высокие.

— D40, возьми его, а то свалится.

«Защитник» запихнул Кота в узкую жесткую сумку, утрамбовав ужин бледных. Теперь Кот зажат меж блокирующих излучение пластин — раскачивается на широком ремне, перекинутом через плечо андроида — одна голова торчит и с любопытством озирается по сторонам. Если бы я не затрачивал все силы на подъем, то посмеялся бы от всей своей злорадной души.

Кот выглядел довольным всего пару пролетов, а потом зажмурился и стал сопеть…

— Айнер, меня укачивает. Давай я сам пойду.

— Мы так до завтра отсюда не выйдем.

Голова Кота спряталась в сумке…

— Скажи, если тошнить будет.

— Обязательно.

Крыс уселся на моем плече покрепче — скрипнул когтями по погону, зацепился…

— Близко.

— Там что, совсем плохо?

— Сдует.

— Крыс, я тебя придерживать буду.

— Тебя тоже сдует.

Когда «защитник» открыл люк, меня оглушило воем стихии, на лестничную площадку хлынули потоки воды… Я быстро выбрался наверх и осмотрелся — ничего. Ничего не видно. Темно, только стена дождя грохочет по дорожному покрытию, и шторм ревет во всю глотку.

Ветер пытается с корнем выдрать оставшиеся волосы. Косой дождь бьет в лицо. Правый глаз (который без ресниц) пришлось закрыть — его заливает нещадно. Холодные струи дождевой воды звенят по погонам тупыми иглами — разбиваются об меня ртутными каплями, рассыпаются тяжелыми брызгами, врезаются в землю градом. Как под обстрелом…

— Крыс, куда дальше?

— Направо. Прямо по улице…

Крыс сжался и цепляется за мою шинель изо всех сил. Одной рукой я придерживаю его, другой сжимаю излучатель — из-за этой мокроты мне кажется, что он вот-вот выскользнет из перчатки. Мы, пригибаясь, идем против ветра — каждый его порыв грозит мне тем, что я не устою. Буря надрывается гортанными выкриками, рваным кашлем отдаленного грома и скрежетом сорванных панелей… Меня просто сносит — один неверный шаг, и пару метров по осколкам проволочит. К тому же ливень получил такое ускорение, что намертво прибьет к земле, стоит только оступиться — еще и утопит в бурлящем у ног ледяном потоке…

Дождь такой частый, что окатывает меня вакуумом. Приходится дышать ртом, наклонять голову так, чтобы вода стекала со лба. «Защитник» то и дело пропадает из виду. Я почти не ориентируюсь. Буйство стихии не идет ни в какое сравнение с самыми скверными и хаотичными боями… Ветер атакует обглоданные остовы домов, воет, залетая в пустые окна, отступает, затихает и ударяет тараном с новой силой. Ливень кипящей водой пузырится на дорожном покрытии: вот он какой — холодный кипяток.

— Крыс, направляй…

— За «клыком» направо.

— Ясно.

Стылый ветер чуть притих, перейдя с оглушающего грохота на ровное завывание, похожее на голос какого-то чудовищного животного, угол ливня поменялся, и я смог отдышаться… Просветлело… Перевел дух и убрал со лба вымокшие волосы — с них стекают потоки воды, заливают глаза.

— D40, за этим зданием направо!

Как его Крыс назвал? «Клык», кажется. Действительно, похоже. От этого узкого серого лезвия осталось не больше шестидесяти этажей — практически все панели разбиты, и над землей вздымается только пустой остов со сколом наверху. Это очень старое административное здание — Расчетное управление Шаттенберга. Сейчас трудно представить эту башню в первоначальном виде, когда она блекло отражала небо в сером монолите… Теперь в ее останках ветер воет особенно тоскливо. А вот и он — ударил с новой силой, дождь ливанул в лицо… Я согнулся и опустил голову так низко, как только смог.