Стас Северский - Историк

Север не терпит нашей крови, пролитой на его бескрайние снега… Он студит и останавливает нашу кровь, не позволяя нам пятнать его чистое сияние… Я знаю и жду… Я покорно пью мою кровь, ожидая его равного пощаде нападения на мои раны…

Моя кровь стынет в венах, и мой трезвеющий разум отмечает, что вечный холод тянет уходящее тепло офицера S9, — моего врага… Я забираю себе остатки тепла его тела — мою добычу, разделенную только с холодным воздухом… Он, залетевший с востока «дракон», не знал, что Штормштадт — моя крепость, что его бураны защищают меня, как его стены… Этот офицер не знал, что он не только мой враг… что он и его солдаты — враги ледяной пустыни…

Я скрепил замерзшую руку на рукояти моего кинжала и вынул впившийся в горло врага клинок — теперь алая, еще горячая, кровь «дракона» течет без биения пульса и парит прямо мне в открытое лицо… Я, упершись обеими руками в грудь офицера, постарался подняться… Но встать мне не удалось — только оттолкнулся от убитого врага, валясь на снег возле него… Упав среди его солдат, я стал смотреть на жесткую корку наста пустыми глазами покойника… Мне нужно найти силы… последние силы… и я поднимусь…

Перевернулся на спину, поднимая еще дрожащую от напряжения руку, намертво примерзшую к кинжалу… Подмерзшая, густеющая, кровь стекает с лезвия на рукоять, на перчатку, сковывая мою руку с моим оружием еще прочнее, — сковывая багровым льдом. Я смотрю на клинок и смеюсь. Мое прерывистое после ранения дыхание пресекает стужа, но я — смеюсь. Я взял себе три жизни, а за гибель троих отдал одну только боль сбитого дыхания! Я потерял зверей, я теряю кровь! Скоро мне конец! Скоро, но не сейчас! Сейчас я еще дышу вольным ветром!

На мой смех слетаются «черные вороны»… Ко мне приближается высший офицер службы безопасности Штормштадта — S11… Он не один — с ним стая… Я открываю глаза и вижу, как ветер рвет их черные шинели, я закрываю глаза и слышу, как бьются о ветер их черные крылья… С ними высший офицер S3 — нейропрограммист с разумом холодным, как у «защитника»… И «защитники» — сильнейшие машин системы, внушающие страх всем людям — и врагам, и соратникам… А темные стуженые капли «драконьей» крови все падают на мое открытое лицо… А мое горячее дыхание все отпускает в стылый мрак смех, звенящий в морозном воздухе, опадающий инеем на моих пересохших губах…

Офицер S7 в черной шинели схватил меня за руки, резко поднимая на ноги… пресекая мой смех, задушенный потоком крови, хлынувшей ртом… И я молча стою в снегу, не споря со стужей и скукой, ожидая смерти, присматриваясь к офицерам, склоняющимся к мертвецам…

— Смерть Лао наступила считанные секунды назад! Мы получим четкую схему его памяти!

— Его смерть обратима! Мы воскресим его! «Защитники»! Берите его! Быстрее! Транспорты подошли! Подключайте его к аппаратам!

Светлые «защитники» подняли мертвого «дракона» S9 и скрылись, окруженные белесой мглой… Ветер, бьющий мне в лицо, сбил меня с ног… Опускаясь на колени, я склонил перед ним голову, и он вынудил меня отдать снегу выжатые из легких вялым кашлем капли вязкой крови — леденеющей, но еще льющейся изо рта… Я взглянул вслед машинам, мерцающим в защитных полях и меркнущим в грозовом мраке… Посмотрел на поверженного врага — в последний раз, как в первый… Я всмотрелся в его лицо, не веря своим глазам… Я не знал, что этот офицер S9 — полковник Лао, готовящий диверсионные отряды для Хакая, трижды сожженного и восставшего из пепла полководца мятежной рати…

Я запустил руку в волосы, разметанные по плечам буйным ветром… «Золотые драконы» и их диверсионные отряды, «черные вороны» службы внутренней безопасности и «серые волки» войска системы — они все так далеки для меня теперь… С тех пор, как я вырвался на свободу, они все стали так далеки для меня… как их бесконечные бои, как их вечная война… Я с трудом вспоминаю про строгий строй и суровую власть Совета, про вооруженные силы системы, повинующиеся воли верховного правителя… Мне давно нет дела до всех их великих деяний — я давно не их штурмовик… Мне безразличны и «вороны» — они не станут тянуть из моей головы тайные мысли отточенными когтями и терзать меня острыми клювами… я безопасности системы не угрожаю… Я просто преступник… простой преступник, осужденный на смерть офицером моего штурмотряда… Обычное дело — ничего особенного… Меня «вороны» когтями не тронут — не пытая, пустят мне в сердце смертоносный луч… Я поднес к лицу руку, втянул запах крови «дракона» суженными ноздрями, но на морозе кровь не пахнет…

Офицеры исчезли, как появились, вслед за техникой… Исчезли, не оставив следов, забрав мертвых «драконов», их снаряжение и крылатые «стрелы»… Со мной остался только унтер-офицер с четырьмя бойцами службы безопасности… Но этот бледный сержант стоит передо мной молча — тихо трет застуженные руки, спокойно смотря мне в лицо и не собираясь в меня стрелять… Его солдаты, стоящие в стороне, взяли меня под прицел, угрожая открыть огонь, но ожидают приказа командира с железной выдержкой… А он все молчит, терпя укусы холода и внимательно всматриваясь в меня…

— Уходи, сержант, и уводи своих солдат… Оставь меня в одиночестве…

— Олаф Слеггер… Мы встречались… Мы вместе сражались в восточной крепости Хантэрхайма… Я помню…

— А я, нет… Уходи и оставь меня умирать одного…

— Я должен взять тебя и доставить в шестую крепость Хантэрхайма — в Штормштадт… Живым или мертвым, Олаф…

Я огрызнулся на грозовой фронт, словно застрявший на месте… Злюсь на него, глухого к моему зову… Нет, шторм, могущий сокрушить скалы и стены Штормштадта, не откликается на мой призыв — он не тронет моих врагов… А его отголосков, доносящихся издали, для разгрома бойцов северной крепости не достаточно… Сопротивляясь им, мне придется рассчитывать только на свои силы… а они меня стремительно покидают… Я перевел равнодушный взгляд на нового противника, намеренного перекрыть мне дыхание, отнять у меня вольный ветер…

— Тогда дождись моей смерти — в стороне, вне поля моего зрения, не попадаясь мне на глаза…

— Мне отдан приказ, а времени на ожидание не дано. Бросай оружие, Олаф. Забудь о злобе и борьбе. И не помышляй о сопротивлении. Подчинись мне и пойди за мной по своей воле.

— Меня ты возьмешь только мертвым… Ты вернешь в укрепление только мое холодное тело… А оружия я и покойником никому под ноги не кину — оно примерзло к моей руке…

— Зря ты противишься мне. Ты не знаешь, что…

— Не заставляй меня вступать с тобой в бой… Ты попусту потеряешь людей — получишь не один мой замерзший труп, а четыре… Троих я прикончу… Ты получишь их, промерзших… коль не войдешь в их число, конечно…