Стас Северский - Историк

Я не привык к изломанной закрытой и душной темноте — ведь снежная пустыня простирается ровным свечением до горизонта, позволяя разгоняться на просторе всем ветрам. Здесь все давит на меня… Я думал, что нет ничего более бесприютного, чем ледяная пустыня, но теперь так не думаю. Олафу здесь тоже не по себе. Один Фламмер в этом глухом подземелье, как в своей норе. Он тихим ходом вошел в тоннель, уверенно ведя нас еще дальше, еще ниже — в, блекло освещенные нашими одноглазыми машинами, пещеры… А кругом в полумраке что-то звенит, отзываясь гудению двигателей, что-то неровно мерцает впереди в свете прожекторов… Как звезды на ночном небе… Но это — только потолки и стены… Это сломы камней… Здесь и распорки, и перекрытия — все припорошено блистающей в прожекторном свете пылью… Наши машины поднимают эту пыль, осыпающую блеском и нас… От этого мне становится веселей, хоть я и начинаю кашлять. Все же везде не обходится без красоты, когда присмотришься. Мне очень хочется поковырять ножом эти разноцветные проблески, но Фламмер никак не останавливается.

Мне начало казаться, что мы сейчас покинем пределы короба базы, — так низко мы спустились… А за стенами короба, за полями распорок и перекрытий — только вечная мерзлота, прогрызшая эти бедные земли чуть ни насквозь… На этих землях корни Иггдрасиля изъедены старым змеем и мертвы… Так объясняет этот вечный холод Олаф… Я, конечно, знаю, что это произошло из-за внедрения в недра планеты, из-за смешения орбиты и перестройки гравитационных полей солнечной системы… Но думаю, и без змея здесь не обошлось — ведь так думает Олаф… Я уже решил, что скоро мы спустимся так низко, что увидим этого змея — уже приготовился испугаться, как при виде каменного тролля на вершине горной гряды… Но мы влетели в пустой темный зал, и Фламмер наконец остановил «стрелу». Он сошел с низко опущенной машины и, засветив фонарь, пошел вперед, в узкий проход. Олаф неохотно последовал за ним. А я… Я не удержался и отбил синий камень, рассматривая его на свет. Мне кажется, что в нем горит огонек — когда на него светишь… Надо его разбить и посмотреть, что внутри… Но он такой прочный, что царапает лезвие ножа… А здесь есть и еще такие — с огоньками… И они, кажется, заряжаются от моего фонаря, светясь, когда я его отключаю… До того, как я их осветил, они вообще не светились, а теперь — сверкают и тогда, когда я гашу свет…

— Ханс, я тебя ждать не стану!

Только, нагнав Олафа, сурово сдвинувшего брови и мрачно глядящего исподлобья серебренными глазами, я заметил выстроенные рядами плиты, зависающие невысоко над полом… Ими заставлен весь этот обширный зал, отгороженный от других… Фламмер, не долго думая, бросил шкуру на одну из плит, и рухнул на спину, закладывая руки за голову… И шкура, и офицер парят теперь над плитой в полном покое, близком ко сну… Фламмеру здесь совсем не жутко, когда у меня каждый волосок на голове дыбом встает… Но он вообще — бесстрашный… Он и решительный, и умный, и добрый… Как я рад, что с нами теперь такой офицер… С ним и мне совсем не страшно. Жаль, что Олафу он изначально пришелся не по душе. Теперь Олаф будет его проверять, а Фламмеру придется доказывать, что он такой — честный и отважный… Ему нужно будет потратить уйму сил, только чтобы опровергнуть предвзятое мнение о рабочих… Олаф не оставит его в покое.

— Фламмер, это что еще такое?!

Офицер не удостоил Олафа и взглядом, смотря прямо и неотрывно в круг рассеянного фонарного света на достаточно высоком для этого места потолке… Я тоже посмотрел — среди распорок в тусклом свете горят россыпи искрящихся камней…

— Фламмер! Рано отдыхать собрались! Не дам я вам в дреме парить, когда нам снаряжение разгружать надо! И что это за булыжники, над которыми вы с этой тяжеленной шкурой летаете, как перышко?!

Олаф встал над разлегшимся перед ним офицером, сложив и крепко сжав на груди руки. Олаф очень настойчивый, он будет требовать объяснений, пока не получит. А получит он их точно — Олаф все получает, он умеет… А я, пока они разбираются, еще один камень отломаю — этот, красный, с огоньком внутри… И зеленый, конечно… и тот, и этот… Но только я собрался отколоть прозрачный кристалл, Олаф метнулся ко мне и перехватил мою руку…

— Ханс, не трогай! Они ж горят, как звезды! Пока он не объяснит, что здесь, — не трогай ни одного горящего камня, ни одного летающего булыжника!

Фламмер, видно, переведя дух, поднялся с летучего ложа и подошел к нам — серьезный и спокойный…

— Пусть делает, что хочет, — он не навредит.

— Что здесь, что это за место, Фламмер?!

Офицер безразлично пожал плечами…

— Это секретный объект.

— Теперь не секретный! Теперь вы нам его открыли! Привели нас сюда, так выкладывайте все, что знаете, про это место!

— Хватит и того, что я вас сюда привел.

— Фламмер, вы больше системе не служите!

Опасный жар бросился в лицо офицеру, но быстро отступил…

— Я и врагам системы не служу.

— Фламмер, ясно, что не высок здесь уровень секретности! Этот объект оставлен без наблюдения, и доступы к нему едва перекрыты! Хоть что-то сказать вам этот уровень секретности позволяет! Учтите, что мы здесь не останемся, не зная, что это за место!

Фламмер еще раз пожал плечами — подумал и развел руками…

— Раньше здесь создавали камни, подобные настоящим, — не просто похожие, а неотличимые. Здесь получали камни, воссоздавая условия их образования в дальнем космосе. Но, когда война осложнилась, эти разработки забросили. Шахты закрыли, и все пришло в запустение. Здесь не осталось опасной техники и вредоносных излучений. Так что мы не ограничены в действиях. И надзора службы безопасности нам опасаться не следует.

— А что излучают эти летающие булыжники?

— Не имеет значения, Олаф. Они безвредны для нас.

Олаф заносчиво вскинул голову, разозленный такой скупостью на объяснения… А я еще раз убедился в благородстве этого офицера, который начинает восхищать меня все сильнее… Вот бы и мне стать таким, как он, — все знать, уметь об этом и поведать, и промолчать… Я не выдержал и протянул Фламмеру горящие на моей ладони звезды…

— А что это за камни, капитан? Если не секрет, конечно…

Фламмер низко опустил голову, обдумывая ответ…

— Эти кристаллы давно не используют в технических целях. Но прежде они применялись для создания разума первого порядка.

— Для разума совершенных «защитников»?

— Для старых «защитников». Не таких, как сейчас, Ханс. Такие машины создавались системой до приведения в действие модели приостановки прогресса. Тогда наши технологии рвались вперед с сокрушительной для нас силой и энергией. Мы стремительно летели с ними к катастрофе, к концу. Но мы сумели приостановить их, отказавшись от них. Мы остановили эти разработки и вывели из употребления эти технологии. Остались только их блеклые тени, в которые мы стараемся не вступать. Старые «защитники» были кошмарными машинами, знающими и могущими практически все, угрожающими нам этим неподвластным нам могуществом.