Юрий Бурносов - Армагеддон. Трилогия

Название «Энергетически автономного тактического робота» (Energetically Autonomous Tactical Robot), разработанного компанией Robotic Technology еще в 2009 году, для удобства было сокращено до многозначительного EATR (почти что eater, по-английски — «едок»). «Итер» был способен находить и заглатывать биомассу, и извлекать из нее энергию, используя различные органические источники. Он мог питаться и традиционными видами топлива, причем почти любыми — бензином, керосином, дизелем, нефтью, пропаном, углем. Но изначально робот был рассчитан на пожирание животной органики — в частности, трупов людей и животных.

В мирное время определенные этические нормы не позволяли запустить «Итеров» в широкое производство и тем более — в активное использование. Роботы-людоеды еще на стадии разработки вызвали нездоровый ажиотаж, когда информация просочилась к газетчикам. Но после Катастрофы выбирать не приходилось. Северо-Американский Альянс решился на использование «Итеров» после того, как в одной из частей Национальной Гвардии, охранявших периметр, поднялся бунт — гвардейцы отказались стрелять в людей, просивших помощи.

С «Итерами», по информации опять же Решетникова, возникла масса проблем. Некоторые отрубились и начали существовать автономно, не подчиняясь приказам операторов. Другие перестали распознавать сигнал «свой — чужой», устраивали перестрелки с гвардейцами и солдатами регулярной армии. Третьи вели себя пристойно, но иногда «сходили с ума» — в том же Айдахо, куда предстояло лететь Гумилеву, робот прямо на базе сожрал трех солдат и капрала.

— Папочка, папочка! — закричала Маруся, отвлекая Гумилева от мыслей о плотоядных роботах. — Купи мне такого котика!

На арене лохматый манул прыгал через кольцо.

— Купим, — рассеянно пообещал Гумилев. — Только пообещай, что на руках не будешь таскать, он кусучий.

— Хорошо, не буду! — радостно закивала Маруся.

Что-то там еще было насчет одичавших пум, вспомнил Гумилев применительно к «котику». Даже не просто одичавших, а мутировавших. Самка пумы рожает четырежды в год, сущее раздолье для мутаций…

Из цирка он ехал все в той же задумчивости, автоматически отвечая на марусины вопросы, порой совершенно невпопад.

— Папа! Так что, купишь мне котика? Ты пообещал!

— Да-да, — рассеянно сказал Гумилев.

— Тогда почему мы уже подъезжаем к дому? — требовательно спросила Маруся.

— Как почему? — растерялся Гумилев, — потому что уже поздно и…

— Ничего не поздно! Мне же нужен кто-то, кого я буду воспитывать, пока ты будешь в Америке!

— Маруся, я же не сегодня уезжаю в Америку… Да и где мы сейчас найдем тебе манула?! Это не быстро делается. Мне нужно позвонить специальным людям…

Маруся хитро улыбнулась:

— Да ладно, пап, не нужен мне манул. Раз он кусучий. Давай купим просто котика в торгошке, это же рядом. Там есть такой отдел, где рыбки продаются, птички и котики!

Но зоомагазин в торговом центре уже закрылся, и через стекло на посетителей грустно смотрели хомячки, белые мыши, махонький кайман и три шиншиллы. Котят не было совсем, но Маруся все равно расстроилась. Пришлось Гумилеву клятвенно пообещать дочке, что завтра, прямо с утра, они отправятся за котенком в магазин.

Дома Гумилев отправил Марусю умываться и надевать пижаму, сказав, что скоро зайдет пожелать спокойной ночи. И тут же набрал Санича.

— Олег, выручай. Маруське срочно кот понадобился, воспитывать его будет, пока я в отъезде.

— Да без проблем, Андрей Львович. А какой кот? Породистый?

— Она вообще манула хотела, в цирке на мою голову увидала. Но манула, пожалуй, все-таки не надо. Да и вообще возни с этими породистыми… Ну их. Пусть будет обычный котенок. Посимпатичнее найди, да и все. Только надо, чтобы он утром здесь уже был, к тому времени, как она проснется.

— Сделаем, Андрей Львович. Знаю я, где кота взять. И то, хорошее дело — некогда девочке скучать будет с котом-то.

Гумилев положил трубку и тяжело вздохнул. Им тоже скучать не придется и без всяких котов…

Маруся уже лежала в своей кроватке, чинно сложив руки на одеяле. Гумилев улыбнулся — до чего послушными делает детей обещанный подарок… Он пожелал дочке спокойной ночи.

— Спокойной ночи, папочка! Хороших снов! — прощебетала Маруся свою традиционную ночную формулу. Но хорошие сны Андрею Гумилеву не снились. Снились человекоподобные роботы, пожирающие вопящих людей, простирающиеся до горизонта руины и выжженные кукурузные поля.

Утром Гумилева разбудил радостный Марусин визг. Затем дверь в его спальню распахнулась, и Маруся, вереща от счастья, стала тыкать Гумилеву в нос какой-то крошечный пушистый комок. Гумилев сел в постели, протер глаза:

— Папа! Папа! Он круче манула в стотыщпийсят раз! Можно, я назову его Мурзик?

— Ну-ка, покажи мне, что тут еще за Мурзик…

Маруся положила котенка ему на ладонь, где он, собственно, целиком и уместился. Из мягкого рыжего меха на Гумилева уставились два синих и неожиданно наглых глаза.

— Какой же он Мурзик? — удивился Гумилев. — Откуда ты вообще это имя взяла? Так котов, по-моему, с прошлого века не называют. Простенько как-то.

— А что, по-твоему, его нужно назвать Иннокентий Павлович? Или Даниил Андреевич?

— С чего это ты решила, что я думал так назвать кота? — oпeшил Гумилев.

— А у моего знакомого кошку звать Аделаида Петровна. Может, ты тоже думаешь, что котов так нужно называть!

— Нет-нет. Мурзик, так Мурзик, — сдался Гумилев, и Маруся, схватив котенка, понеслась его кормить.

Гумилев еще возился с выборкой из свежих газет, подготовленной референтом, когда ожил селектор.

— К вам господин Вессенберг.

— Пропустите, — велел Гумилев, сразу вспомнив эстонца-ксенобиолога.

Вессенберг вошел, благоухая дорогим парфюмом. Он был такой же, как на фотографии, только светлые волосы длиннее раза в два, чем там. Очки в тонкой золотой оправе были, скорее всего, с простыми стеклами, без диоптрий, просто для красоты. Пижон, решил Гумилев.

— Милости прошу, — сказал он, радушно указывая на кресло. Вессенберг сел и только тогда сказал:

— Здравствуйте, господин Гумилев.

— И вам не болеть, — сказал в ответ Андрей. — Могли бы известить о визите.

— Я знаю, что вы не щепетильны в данных вопросах, — с едва заметным прибалтийским акцентом произнес Вессенберг. — К вам можно попасть практически с улицы.

— Теперь уже нет. Слишком много людей приходили просить денег. Из них деньги по-настоящему были нужны одной десятой, и это в лучшем случае. Один, не поверите, просил на новый «майбах».

— Дали?

— Дал. В лоб.

— Разумное действие.

Гумилев посмотрел на часы — девять с небольшим. Потом оценивающе глянул на кипу документов. На Вессенберга.