Макс Кроу - Ключ Эдема

— Мы не причиним вам вреда, — на русском произнес Алекс. — Где мы можем найти Рагульского?

Пока он говорил, Сэб по воде прошла вдоль борта туда, где катер осел, увязнув в мелких камнях. Уровень воды там был выше, но металл так прогнулся, что по нему было проще взобраться. Сэб бесшумно вскарабкалась наверх, и Вадим потерял ее из виду.

— Я уже сказал: таких здесь нет. Оглохли?… Ах ты!

Послышалась возня и выстрел. Пуля, улетевшая в небо, жалобно звякнула о камни.

— All right! — Сэб подошла к перилам и махнула рукой.

Алекс и Вадим подбежали к катеру и взобрались на борт.

Сэб держала в руках свой пистолет и ружье, из которого отстреливался доктор Рагульский. Вадим не сразу смог его узнать. Этому человеку было лет семьдесят, и он походил на живой труп: лысый череп покрывали клочья редких седых волос, пигментные пятна сделали кожу болезненно-желтой, один глаз закрывало белесое бельмо. Он был одет в обноски и очевидно голодал. Сейчас же несчастный старик лежал на грязных досках, испуганно глядя на обступивших его незнакомцев.

— Это он? — спросил Алекс на английском.

Вадим подтвердил.

— Доктор Рагульский, — обратился к нему старый моряк, присев на корточки, — вы еще соображаете?

— Что вам нужно? — спросил тот дребезжащим голосом.

Не похоже, чтобы старик лишился рассудка, хотя едва ли его нахождение на катере и внешний вид свидетельствовали о здравом уме.

— Я был вашим пациентом, — Вадим опустил глаза всего на мгновение, и снова посмотрел в лицо врача.

Сколько таких бедствующих стариков по всей стране. Одни тянут руку, просят на хлеб, другие — умирают, напившись дешевой водки. Возможно, кто-то достоин сочувствия, даже жалости, кто-то заслуживает помощи, но не этот человек. Рагульский был врачом-психиатром, экспериментатором, бесчувственной советской боевой единицей, чьим оружием были медикаменты и чудовищные пытки, за которые никто никогда не привлечет его к уголовной ответственности.

— Я никого не помню, — бескровными синюшными губами прошептал Рагульский.

— Проект «Гидра» вы помнить должны. И то, как заперли выживших мальчишек в своих крошечных камерах. И то, как неделями держали нас связанными. Мы лежали там, в собственной моче и говне, думая, что лучше бы пристрелили на трибунале, чем лечили. От чего нас лечили, кстати?

Рагульский смотрел на него зрячим глазом, распахнув рот. Возможно, он снова бы отнекивался, но, покосившись в сторону Алекса, затем Сэб, все же ответил:

— Я выполнял приказ. Ты же знаешь, тогда было другое время.

— Время — всегда другое, законы физики никто не отменял, — усмехнулся Вадим. — А нелюди — это величина постоянная. Говори, что ты там с лечением химичил, иначе вот эти…

Он указал на своих спутников:

— …спросят тебя иначе.

— Я старый больной человек, — принялся ныть доктор, представляя собой жалкое зрелище. Если бы Вадим не знал его прежде, то его сердце сжалось бы от сострадания. — Голодаю, пенсии нет. А вы меня пугать будете?

— Ты стрелял в нас, — напомнил Вадим, — а не мы в тебя. Так что лучше напрягись и вспомни, что было в том проклятом госпитале.

Наконец, здравый смысл проснулся, и Рагульский перестал изображать припадочного старца. Он поднялся и, хромая, прошел в трюм. Здесь было сухо, воняло машинным маслом, грязной постелью, старыми засаленными тряпками и посудой. Доктор сел на сколоченный из досок стул, гостям присесть не предлагал, но они и не особо хотели.

— А что вам рассказать? Рассказать-то нечего. Госпиталь наш официально значился, как ведомственный санаторий для военнослужащих. К нам поступали пациенты с контузией, неизлечимыми психическими травмами. Однажды привезли целую команду, это был 86-той год, как раз перед Чернобылем. В марте. Поначалу боялись огласки, но когда рвануло, стало не до того.

— И мы что, всем отрядом контуженные были? — прорычал Вадим.

Рагульский повернул к нему голову:

— А что ты помнишь про «Гидру»?

Вадим напрягся, но за провокационным вопросом ничего не последовало. Вспоминать не хотелось. Все равно, что загонять иглу под ноготь.

— Я постарался это забыть.

— Ты? — усмехнулся Рагульский, и его почти беззубый рот скривился. — В этом нет твоей заслуги.

— О чем ты говоришь?! — Вадим невольно сжал кулаки, и зубы заскрежетали так, что заболела челюсть. — Ты что, память мне стер?

Рагульский рассмеялся, и это было страшно. Звук напомнил лай дряхлой умирающей собаки.

— Стереть память невозможно, это миф! Ее можно только заблокировать. Ну а дальше механизм работает на самоочищение.

— Мудак вонючий, — Вадим не удержался и, схватив старика за грудки, рывком поднял со стула и встряхнул. — Что ты тявкаешь?!

В глазах доктора появился страх, он распахнул рот, судорожно вдыхая.

— Отпусти его, — Алекс придержал моряка за руку. — Это не ложь. Человеческая память так устроена. Она постоянно проигрывает события, как в записи, копирует их и уничтожает исходники. Но эти копии — не точные клоны первичной информации, они — ее пересказ. Поэтому людям свойственно что-то забывать или запоминать в искаженном виде. А если какой-то участок воспоминаний заблокировать, он не будет перезаписываться. То есть фактически — сотрется.

Вадим медленно разжал пальцы и брезгливо отряхнул руки. Доктор рухнул назад на стул, который захрустел под его тяжестью.

— Какого хрена?

«Зачем было так с нами поступать? Мы что, крысы какие-то? Кролики?!» — Вадим чувствовал, как тяжело бьется сердце. Он тоже совсем не мальчик, и переживания так просто не проходят. На секунду перед глазами потемнело, но он взял себя в руки.

— Что это был за проект? Какое задание?

— Я не знаю.

Кулак Вадима просвистел в воздухе. Рагульский сжался, закрывая голову руками:

— Я не знаю! Клянусь! Не знаю!

Он пугливо выглянул из-под руки, посмотрел на разъяренного моряка, затем на Алекса, который будто между прочим проверил наличие патронов в магазине. Выпучив глаза, он хриплым шепотом прокричал:

— Я могу назвать адрес, куда сдавал отчеты.

— Москва, Кремль? — горько усмехнулся Вадим.

— Нет, — доктор был даже удивлен таким предположением. — Это в ГДР, тьфу ты, в Германии. Мюнхен.

— Мюнхен? — не веря собственным ушам, переспросил Вадим. — У немцев? Какого лешего?

— I know… I think, — произнесла Сэб, прислушиваясь к их разговору. Она переглянулась с Алексом, и тот согласно кивнул.

— Что? Чего вы тут перемигиваетесь? — прошипел Вадим, отходя от Рагульского.

Они отодвинулись к выходу, чтобы доктор их не услышал.

— В Мюнхене находится один из важнейших штабов тамплиеров, — сказал Алекс на английском. — Второй по величине после Лондона.

— Ух ты, вот это да! — фыркнул Вадим. — А какое это имеет отношение к «Гидре»? Я советский солдат, мальчик! Нам тогда фашисты поперек горла были.