Александр Лукьянов - Гремя огнем, сверкая блеском стали

Затрещала газорезка, зазвякали разваливающиеся «ежи» и вот уже «лунинградцы» со всевеликой осмотрительностью протиснулись к исцарапанной осколками колоннаде.

— Что за дом? — осведомился Львов.

— Туда войдут я, Люда и Ира, — не смог отказать себе в дешёвом удовольствии поинтриговать подчинённых. — Всех автоматчиков прихватим в качестве носильщиков.

— Может, скажете, — возмутился Володька-химик, — ради чего кровь проливали? Что внутри хаты?

— Честно признаюсь, не знаю, кровопролитец, — ответил я. — Может быть – пусто. Возможно – густо. Вот сейчас и проверим. Людмила, не выключай газорезку, придётся сейфы потрошить.

— Банк, — снисходительно пояснил Вовке Тигрицкий, успевший прочесть надпись на фронтоне. — Городской коммерческий.

— Воображением особо не разыгрывайтесь, — ещё раз предупредил девчонок, когда спускались в хранилища по мраморной лестнице. — Война всё-таки. Вон как город разбило. В закромах может вообще ничего не оказаться

В закромах оказалось. Людмилин хомяк онемел, разглядывая стеллаж с золотыми слитками и полиэтиленовые упаковки купюр. Мои поросята – тоже. Выносимые сокровища были встречены изумлённым блеянием Львова и ошарашенным молчанием Тигрицкого, распределены по всем машинам (больше ни за что не стану нарушать великое правило не складывать всех яиц в одну корзинку).

На вашем счете 3 929 959 игровых рублей.

Это мы удачно зашли. Эх, сорока одного рубля не хватает для круглого счёта, глупо шепнули Нефиг, Нафиг и Пофиг, вообще нам требуется помощь квалифицированного психолога и отдых на Канарах. Money, money, money…Чего распелись, прервал я репертуар «АББЫ», забыли, что половина принадлежит интернам? А, точно, приуныли боевые кабаны, тогда отставить психолога, несправедливо как-то, ты же командир, организатор, голова, без которой ничего бы не состоялось… Договор есть договор, оборвал я поросят.

Сумму награбленного подчинённым не сообщил. Медвежатники после удачного гоп-стопа вернулись на хазу, тьфу ты, в смысле, колонна установленным порядком двинулась назад к поликлинике-штабу. Как-то незаметно стемнело. Луна у разработчиков получилась рекордно натуральной. В её свете заброшенный Верхний Староград выглядел просто зловеще. Настолько, что слабо освещённые изнутри окна больницы показались символом уюта.

Во дворе больницы основательно укреплялись бойцы трёх прежде нейтральных, теперь – дружественных, группировок. На этажах толклись неписи-беженцы, слышались детские голоса.

Надюшка заботливо подхватила вывалившегося из танка мужа, повлекла его умываться и насыщаться. Всем желающим общения с младшим лейтенантом Луниным было так сказано «С утра», что никаких возражений не воспоследовало.

— Сегодня ляжешь спать пораньше.

— Слушаюсь, мой генералиссимус, — проглотив кисель, поспешно ответил я. — С удовольствием. Да, откровенно признаваясь, второй бессонной ночи мне и не выдержать.

— Слава… — вдруг нерешительно сказала Надя. — Нам ведь можно позволить себе некоторые… э-ээ… нецелевые расходы?

— Теперь некоторые можно. Какие?

— Понимаешь, «Щит», «Воля» и «Честь» привели из южных убежищ мам с малышами, а у тех нет ни сменной одежды с обувью, ни, тем более, игрушек.

— В чём проблемы, родная? Неплохой телевизор, вроде бы, стоит в ординаторской, как пользоваться «Дистанцией приобретения» – знаешь. Заказывай.

Перед тем, как уснуть, довелось узнать, что

Городской поликлинике присвоено имя Н. Луниной. Репутация среди местного населения повышена на +40. Теперь местное население будет предоставлять любую интересную вам информацию.

Хорошо бы ещё памятник… бронзовый… в парке… успел подумать я, проваливаясь в сон.

Надюшка, естественно, наплевала на просьбу мужа-командира разбудить его в 5.30. Когда я проснулся в 7.00, ефрейтор Люда уже привлекла всех интернов к ремонту больницы Уровень её навыков рос как на дрожжах, да и у остальных выглядел весьма прилично.

Скверу за поликлиникой присвоено имя Л. Медведевой. Репутация среди местного населения повышена на +20.

— Всеслглебч! Знаете, что меня беспокоит?

— Что, Ира?

— Как всё добро везти домой?

(«Домой», с наслаждением отметил я)

— Столько золота, денег! А ломаных пушек сколько, аптечек, стрелкового вооружения оружия. При полной загрузке, как минимум, выйдут четыре-пять рейсов. Опасно и долго.

— Не заморачивайся, — успокоил я. — С банком нам неплохо подфартило. Не будем экономить и закажем авиарейс.

— А, тогда ладно, я пойду, да? Ой, то есть разрешите идти, товарищ младший лейтенант?

Младший лейтенант Всеслав Лунин предлагает рядовому Ирине Пантериной стать исполняющим обязанности начальника технической части базы «Лунинград» и представляет её к званию ефрейтора, которое будет получено Ириной Пантериной по достижении требуемого уровня.

— Слава, один из раненых очень хочет что-то сообщить высшему по званию командиру из присутствующих, — Надя виновато развела руками. — То есть, получается, тебе, остальные – младший комсостав.

— Послушаем.

Трое раненых из палаты № 41 лежали на казённых железных кроватях под серыми одеялами с синей поперечной полосой. Двое были неподвижны – то ли спали, то ли впали в беспамятство. Полная дама, очевидно самодеятельная сиделка пугливо уставилась на меня. Третий НПС с забинтованной грудью, сделал слабый жест левой рукой:

— Господин офицер! Позвольте на пару минут…

Я приблизился, сел на скрипучий табурет у кровати. На тумбочке лежала явно офицерская фуражка, но непонятно какой армии. Какое у него звание? По лицу с шрамом на лбу и виске, по яростным глазам сразу было ясно – кадровый. И верно.

— Гренадер-гауптман граф фон Гросси, — отрекомендовался он, словно пулемёт отстучал короткую очередь. — Вторая специальная команда отдельного разведывательного батальона «Вепрь».

— Младший лейтенант Лунин, база «Лунинград», — сказал я. — Слушаю внимательно, граф.

— Где-то была трубка… — граф утомлённо закрыл глаза и сглотнул.

— Курение категорически воспрещается! — всполошилась сиделка. — Оно убьёт пациента.

Я виновато пожал плечами. Гренадер-гауптман, спеша, заговорил: — Господин лейтенант, могу ли просить о помощи? Надлежит передать командованию батальона… Вторая специальная выполнила задание, документы достала, но полегла в непрерывных боях. Я отступал от болот две недели… едва выходили на сухое, как нас начинали преследовать на броневиках… сам сжег штук пять… один захватил, поехал на нём.

Фон Гросси открыл лаза, в них тлело страдание: — Столько боёв прошёл, а попался глупо, признаваться стыдно… Бандитская мина… Броневик – под откос, еле выскочил получил очередь в упор… А у меня патрона в магазине не осталось. Ни единого!