Александр Лукьянов - Гремя огнем, сверкая блеском стали

Лейтенант Лунин, вы захватили повреждённую мобильную ракетную установку.

— «Да? Не слышал. Вообще плохо слышу, контузило. Инь, куда?!» – «Последняя граната, не хочу промахнуться. До скорой встречи, лейтенант. Вы хороший командир!»

Танк, под которым я лежал, неожиданно легкомысленно встал на дыбы, разбрасывая многопудовые колёса и звенья гусениц. Меня подняло над воспламенившейся землёй и с адской (теперь я знаю смысл этого слова!) силой впечатало в угольно-твёрдое небо.

Лейтенант Лунин погиб. Трофеи сохранены. Обмундирование потеряно. Личное оружие потеряно.

Болело даже то, что по определению болеть не может, то есть всё. От ногтей на ногах до кончиков волос на темени. Что радовало бы, кабы мог радоваться: если чувствую, как мне плохо, значит не исчез. Следовательно с воскресением ИскИн не обманул. Или хотя бы не совсем обманул. Боль быстро уходила, я рискнул осторожно открыть глаза. Белый потолок с зелёным крестом. Да, конечно, наш госпиталь. Вокруг белые лица гарнизона с широко раскрытыми глазами. В глазах – дикий ужас. Помню каждого и это вызывает наслаждение, следовательно всё нормально. О, вот этот, даже не бледный, а голубой с перекошенной от безбрежного страха физиономией – наш военврач Изверг Чёрный.

— Понимаю, что голый командир вызывает исключительно омерзение, — прохрипел я, — но не до такой же степени. А если даже до такой, могли бы притвориться, что рады оживлению. Подчинённые, прикройте срам начальника и отведите его в душ.

Я с кряхтеньем повернулся на бок и сел на эмалированном хирургическом столе.

— Ура! Нормально! — первой пришла в себя Люда. — Живой-здоровый! Всеслглебч, ненаглядный наш!

Она кинулась ко мне на шею и звонко чмокнула в щёку.

— Если кто-то настучит о целовании младшему лейтенанту Луниной, — пообещал я, подставляя вторую щёку, — выведу в чистое поле, поставлю лицом к стенке и пущу пулю в лоб двумя очередями, чтоб всю жизнь помнил!

— Ф-фу! — испустил насосный вздох Изверг. — Век не забуду, как вы воскресали. Может быть, больше не будете погибать, а?

И, пока я чувственно стонал под тёплым душем, смывая запёкшуюся кровь с перестававших дрожать рук и ног, он мне рассказал со всеми отталкивающими подробностями, чем завершилось воскресение погибшей группы. Мы продержались три минуты семь секунд! Первыми в госпитале объявились, естественно, раньше всех павшие Хрюн и Люда. Возникли в воздухе, шлёпнулись на операционные столы, буквально тут же пришли в себя и трусцой направились мыться. Затем явился ритмично икающий в коме Тигрицкий, сраженный ядовитыми газами. Этого, естественно, стошнило в душевой, но в целом также всё обошлось хорошо. Радист-Вовка и кабальеро Примигениус ожили вполне удовлетворительно, а Инь Инь вообще совершенно невозмутимо встал без посторонней помощи и вежливо попросил антибактериального мыла, если оно есть.

Зато чуть позже… Над центральным столом начали неспешно концентрироваться комья разорванной плоти: обрывки мышц и обломки костей, клочья кожи и клубки перепутанных внутренностей. Всё это сливалось вместе на глазах охваченных ужасом зрителей, приобретало очертания человеческого тела, подёргивающегося и корчащегося. Тело обтянулось серой шелушащейся кожей, порозовело и безжизненно шлёпнулось на хирургический стол. И только через шесть с половиной минут лейтенант Всеслав Лунин поднял веки и выдал хриплое язвительное замечание, убедившее всех, что перед ними не зомби.

— Кто ещё видел? — спросил я, заматываясь в большое вафельное полотенце, словно в тогу.

Изверг правильно расшифровал мой вопрос: — Не-а, как было приказано, младшего лейтенанта не пускали. Она за дверью ждёт.

— Отменяю приказ, — тяжело вздохнул я и приготовился к неизбежному. — Приглашайте. А вы все марш одеваться. Сверкаете тут прелестями.

— Так мы ведь в купальниках! — возмутилась Людмила.

— Объясняли же, — снисходительно напомнил Вовка, — для «шестнадцати плюс» – все в трусах, а для «восемнадцати плюс» – как греческие статуи.

Людмила вспыхнула, гневно стрельнула глазками и вынеслась прочь. Хрюн и Маммутус проводили её довольным ржанием.

Вошла Надя и… И ничего неприятного не случилось.

— Бедный мой, — сказала она, села рядом, погладила повинно склонённую голову лейтенанта Лунина и протянула ему аккуратно сложенные чистые вещи. — Одевайся. Очень мучился?

— Врать не буду, — соврал я, — неприятно, конечно, но совершенно не больно.

Хотел было присочинить «вроде удаления зуба», но вовремя осёкся: откуда ей знать, что это такое.

Выполнен квест «Приблизиться к Крепости». Вы вступили в бой с системой защиты заброшенного укрепрайона. Получены навыки: боевые+20, тактические +10. Всем участникам боя предлагаются награды: нагрудные знаки «Специалист второго класса» и «Ранение» (золотой). Принимаете?

А как же! Странно только, что одновременно предлагаются значки Советской Армии и вермахта.

— Сразу прикалывай, — посоветовала Надя. — Нет, кривовато, давай помогу.

Внимание, лейтенант Лунин, вы получили квест высшего уровня «Управление Крепостью». Задание – выяснить, существует ли Центр управления заброшенного укрепрайона.

— Что дальше? — спросила Надя.

— Есть идея на вечер. Но сейчас первым делом осмотрим трофей. Где он, кстати?

— На краю базы, там, где ручей впадает в реку. Ирина поставила подальше от ангаров.

— Умница. Вызови, будь добра, туда её, Медведеву и Тигрицкого.

Мы стояли на почтительном расстоянии и разглядывали привезённую ракетную самоходку. Надо признать, выглядела она весьма потрёпанной. Сбит люк, вдавлен колпак радара, стёрты покрышки, да и на бортах красовались вмятины.

— Трудно было? — сочувственно спросил я Пантерину.

— Вам пришлось хуже.

— Как знать, — я с сомнением пожал плечами. — Голова побаливает? Знобит?

— Есть немного, — призналась Ира.

— Так и знал. Олег, исполни обряд дезактивации с полным соблюдением ритуалов. Ну, надеюсь, знаешь, как делается… После этого лично проводи Иру в госпиталь и сдай Извергу. Пусть тот проведёт глубокий цикл лечения от лучевой болезни. Ничего страшного, мы в игре, здесь неизлечимых хворей и ран нет, к вечеру будет наша Ириша бодра, как огурчик. Это не всё. До девятнадцати ноль-ноль полностью уберёшь радиоактивность с нашего трофея и пятно под ним. Сумеешь?

— Обижаете, гражданин начальник.

— Что за уголовный жаргон, ефрейтор Тигрицкий? Штрафбат какой-то. А я, наивный, собирался было поощрить его…

— Вам послышалось. Я сказал: — «Слушаюсь, товарищ лейтенант!»