Алексей Куликов - Дорога к дому (СИ)

Ухватив её второй рукой за отворот воротника, он легко поднял девушку и перебросил, точно мешок с тряпками, в общий зал, под ноги своим напарникам. Падая, она до крови разбила локоть, и ушибла колено, но когда пара конфедератов приблизилась и посмотрела в лицо своей пленнице, они не увидели ни следа боли или страха. Только одно чувство отражалось на бледном, точно уже покрытом налетом смерти лице: ненависть.

Конфедераты были опытными бойцами, старыми ветеранами, и они не один раз видели такие выражения, не сулящие победителям ничего хорошего. Но они и не ждали от своих врагов ничего хорошего, они уже давно утратили веру в достойных врагов.

Стоявший ближе к девушке воин, передав излучатель собрату, шагнул вперед и схватил её за подбородок. Вторую руку он положил девушке на затылок и резко, точно сворачивая шею курице, повернул голову. Раздался отчетливо слышный хруст.

Милосердная смерть. Одиннадцатая заповедь «Священного Кодекса» гласила: мгновенная смерть врага — вот высшее милосердие.

— Сука, — так тихо, что и сам едва ли расслышал, прошептал Безымянный, глядя на хрупкое остывающее тельце девочки. Он и сам не знал к кому именно было обращено его ругательство: к убийце-конфедерату или к стоявшей совсем рядом с ним женщине-технику, чьё бездействие и маниакальная упёртость позволяло твориться этому кошмару.

— Сержант? — что-то в голосе вызывавшего его стража насторожило Дани.

— Говори, — резко бросил он, мысленно подготовившись к дурным новостям. Если уж страж предпочел связаться непосредственно с ним, минуя Алика — дело дрянь.

— Подключитесь к моей камере, сержант… — боец запнулся, — вы сами должны это увидеть. Я не знаю, что делать!

Послав импульс-команду, Дани перевел экран шлема в режим панорамы и переключился на камеру стража.

Вначале он не увидел ничего неожиданного: боец, неспешно ворочая шеей, осматривал коридор заваленный телами убитых техников, отдельно, возле стены, лежали двое конфедератов — у одного отсутствовала голова, второй казался внешне невредимым. Дани поморщился: ещё две жертвы совершенно бессмысленной резни! Но ведь не ради этого же его вызвал… он на миг отвлекся от изучения картины бойни и поднял глаза к правой верхней части экрана, где отображалось имя и звание стража, «глазами» которого сержант сейчас смотрел на мир. Ирви Брон лейн Раемм, капрал шестнадцатого штурмового кулака. Далее шла информация о личном составе, вооружении и особенностях подразделения, но Павилос не стал на ней останавливаться. Значит, его вызвал Ирви Раемм. Дани усмехнулся. Надо ж как не повезло парню! Оказаться родичем — пусть и дальним, — да ещё и тёзкой знаменитого «Заморыша», и всё ещё оставаться простым капралом — над парнем наверняка смеялись все его приятели и знакомые.

Веселые мысли пронеслись стремительно, лишь самым краем скользнув по напряженным нервам сержанта и чуть расслабив их. Дани отбросил их, отогнал с лёгкостью и вновь вернулся к изучению изображения. Тела, тела, тела… десятки — никак не меньше пятидесяти, скорее — куда больше. Очень странно! Сектанты ещё ни разу не скапливались в таком большом количестве на ограниченной площади, предпочитая тактику малых групп, как и конфедераты. Большинство жертв этого боя несли на себе жженые раны от излучателей, но были и другие повреждения: свернутые, чуть ли не оторванные головы; изломанные, искривленные торсы; оторванные конечности — это была работа плетельщиков. А ещё были труппы техников с отсутствующими ранами или же разорванные настолько, что опознать в этих кусках кровоточащего мяса — человеческие останки, не представлялось возможным! Ваятели…

«Дьяволы и бесы, — мысленно прошептал Павилос, — да сколько же вас там?»

«Взгляд» камеры переместился давая сержанту возможность увидеть коридор бывший до этого за спиной Ирви. По меньшей мере три десятка конов толпились и громко переговаривались в дымном и полутёмном тоннеле. Там были представители всех каст: стражи, чтецы, плетельщики, пара ваятелей с усталыми лицами и даже Орри лейн Камша — единственный и неповторимый криптограф ладони, присутствовал собственной своей, выдающейся во все стороны, но особенно — вперед, персоной!

«Что за…» — мысленный вопрос Дани остался без продолжения потому как Ирви вновь повернулся и сержант с первого взгляда на вновь открывшийся вид, понял причину происходящего.

Комната, перед дверьми которой устроили бойню многочисленные техники и которую так беззаветно защищали, была довольно большой. Квадратное помещение, выглядевшее как вполне жилое и обустроенное с несколькими крупными вечнозелеными растениями по углам. Вдоль одной из стен располагались невысокие и короткие двухъярусные кровати, явно рассчитанные не на взрослых. Крохотные трехногие стульчики расставленные, казалось бы, безо всякого порядка, заполняли центр комнаты. У противоположной входу стены находились маленькие столики, заваленные всевозможными игрушками — мягкими по большей части, — а за столиками…

Сердце сержанта сжалось от предчувствия надвигающегося кошмара. С экрана шлема на него смотрели десятки глаз. Заплаканных, испуганных, расширенных от переживаний, от непонимания происходящего детских глаз. Десятка три ребятишек в возрасте от трёх до пяти-шести лет, сбившись в кучу, прятались за столами и смотрели, смотрели, смотрели… Дани казалось, что они смотрят именно на него, что все эти дети видят его и их глаза молят о милосердии, молят о спасении, о том, чтоб всё это безумие кончился! Его, Дани Павилоса лейн Соломона, молят. О Бездна! Что ж тогда испытывают его бойцы находящиеся прямо там?..

— Сержант, вы это видите? Что делать, сержант? Каковы ваши распоряжения? — в голосе стража ощущалось плохо скрытое напряжение.

Дани, встряхнувшись, бросил односложное: «Ждать» — и тут же принялся вызывать гроссмейстера Тиморениса. Он был уверен, — почти уверен! — какой именно ответ даст психопат Гермаген, но всё же надеялся, заставлял себя надеяться, что у его командира окажется в запасе пригоршня человеколюбия и сострадания. «Огонь и Тьма! — шептал про себя Павилос, беспрестанно посылая импульс-команды и непрерывно, монотонно, набирая личный код Гермагена. — Не может быть, чтоб гроссмейстер не понял бы ситуации! Он же сам отец. Он — поймёт…»

Дани отчаянно врал себе, и что хуже всего — прекрасно понимал, что врёт! Он уж успел в достаточной мере узнать своего нового командира, чтоб иметь хоть какие-то иллюзии относительно возможностей развития ситуации.

— Какого треклятого беса, Павилос? — голос Гермагена, совершенно внезапно ответившего чуть ли не на сотый вызов, ворвался в сметенное сознание Дани, точно компания пьяных матросов — в портовый бордель.