Михаил Ланцов - Русский медведь. Цесаревич

– Я не смогу без нее. Понимаешь?

– Зачем тогда всю эту игру затеяли? Ведь уже пару лет назад было ясно, что проиграли. Петр не кровожадный. Лишней крови ему не нужно. Даже перед патриархом бы похлопотал, чтобы развод тебе дали да обвенчали с Софьей.

– Чего уже об этом говорить… – буркнул Голицын. – Застрели меня, а? Жуть как не хочется на эшафот идти. Толпа зевак радостно кричит, а моя голова катится по помосту. Позор-то какой, – передернулся Василий.

– Какая плаха? – усмехнулся Репнин. – Никто тебе голову рубить не станет. Даже не надейся. Петр взял твою племянницу в жены. Думаешь, он решит сделать ей такой подарок на свадьбу? Так что гнить тебе до конца твоих дней в каком-нибудь монастыре. Он сейчас узников всех туда справляет. Что приуныл? Все одно наказания не избежать. Так что покайся честно во всех своих проказах. А я за тебя по старой памяти попрошу. Софью ведь в пустошь женскую отправили на далеком северном острове. Там и мужская есть рядом. Будете хорошо себя вести, может, Петр Алексеевич и позволит вам видеться. Он ведь простить вас хотел, все зная, а вы, дураки… эх, – махнул рукой Репнин. – В общем, думай. Время пока есть.

5 августа 1689 года. Москва

Петр стоял на звоннице Ивановской колокольни и смотрел на Москву. Ему было не по себе. Столько лет напряженного труда. И снова он тут… в Кремле. Уже второй раз, но с все той же задачей… Интересно, сколько раз ему еще придется перепеть на разные лады этот своеобразный «день сурка»?

Он смотрел и пытался оценить фронт работ, казавшийся ему на первый взгляд совершенно безграничным. Да и было с чего. После практически столетия, что он прожил в мире XXI века, находясь на весьма далеком от социального дна уровне, вид, открывшийся перед ним, вгонял в уныние и печаль. Низкорослый город с кривыми улочками, лишенными хоть какого-то твердого покрытия, а потому превращающимися после дождя в натуральное болото. Лишь в отдалении лежал, резонируя с окружающей действительностью, созданный им Преображенский район из перестроенных деревень. Он просто бил по глазам ровными мощеными дорогами и строгой квартальной планировкой. Да и постройки там были повыше на пару этажей и исключительно из кирпича с доброй черепичной крышей. Этакий образцово-показательный городок недалеко от столицы, что напоминала скорее большую деревню, чем город, своей приземистой разлапистостью.

– Государь, – на звонницу поднялся Меншиков, – брат твой, Иван Алексеевич, преставился, не приходя в сознание.

– Давно?

– Только что. Сразу к тебе и побежал.

– Что-то еще? – с легким раздражением спросил Петр. Внезапная болезнь и смерть Ивана оказались для него неприятным сюрпризом. Он ему, конечно, не был нужен, но чувства мальца, принявшего его в этом мире, были к Ивану очень теплые. Петр до слияния сознаний любил его как брата искренне и совершенно без какой-либо дурной мысли, что не от Нарышкиных тот, а от Милославских.

– Иезуиты прислали с посыльным сообщить, что Давида Иржи уже покинул Москву и больше не вернется. Да патриарху извинения принесли с подарками.

– Отменно. Иоаким утих?

– Поворчал, но остался доволен. Он знает о том, что ты с ними дела ведешь в вопросах денег и торговли.

– Вот как? И много же людей о том знают?

– Да почитай все, кому интересно.

– Хм. Кстати о деньгах. Они что-нибудь сообщили толковое про серебро?

– Сказали, что хотят завтра лично прибыть и все обсудить.

– Нервничали?

– Нет. Думаю, они деньги уже привезли. Они еще утром договорились о приеме.

– Вот как? И почему я только сейчас узнаю?

– Так ты уже второй день как мешком ушибленный. Секретаря послал подальше и тоскуешь. Аня за тобой на колокольню не полезет, с ее животом-то. Сам же с нас шкуру спустишь, если у нее выкидыш или еще какая неприятность случится. А матушка твоя уже не в том возрасте. А я в отъезде был.

– А остальные? – удивился Петр. – Что, боятся?

– Леший их разберет, – пожал плечами Александр. – Не решаются тревожить. Маша так и вообще сказала, чтобы мы тебя не трогали и тебе нужно побыть одному. И Аню не пустила, которая было порывалась.

– Умница она, – усмехнулся Государь. – Никогда бы не подумал, чтобы две женщины смогли договориться и не повыдергивать друг другу волосы из-за мужика. Чудно все это.

– Так что чудно-то? Они обе понимают, что если ты узнаешь, что кто из них другой козни строит, по голове не погладишь. Разговор у них был серьезный еще до свадьбы, там и договорились о чем-то. С тех пор как подружки ходят.

– Иствикские ведьмы, – усмехнулся Государь.

– Ведьмы?

– Да нет, – хмыкнул Петр. – Не ведьмы. История так просто называется, как у одного мужчины было три женщины, что вместо того, чтобы друг другу волосы рвать, стали лучшими подругами и вместе воспитывали его детей, что сами и нарожали.

– Удивительно…

– Но такое случается.

– Да уж… а чего ты тут сидишь? Может, лучше в баньку или еще чего?

– Грустно мне, Алексашка, и тоскливо. Ты даже не представляешь, сколько работы предстоит, а я уже как загнанная лошадь… – Петр осекся, чуть не ляпнув про два века ударного труда на благо Отечества.

– Эко тебе мысли в голову лезут. Это из-за сестрицы с братом?

– Из-за них, – кивнул Государь, мысленно выдохнув от того, что Александр сам предложил решение неловкости, и вроде как неплохое. – Сестра, дура набитая, сама ко дну пошла, так еще и возлюбленного с собой потащила и целую вереницу вполне достойных людей. Брата вот в могилу свела. Нежный он у нас был. Не пережил потрясения. Он ведь думал о ней только самые светлые вещи, а оказалось, что она змея подколодная. Вот на здоровьице-то слабенькое и налегло то великое переживание.

– Лекари только руками разводят, что наши, что иноземные.

– Они и не могли ничего сделать. Не умеют еще лечить такое. А… – махнул Петр рукой.

– Думные сказывают, что Софью ты зря головы не лишил. Проверки, учиненные Яковом Федоровичем, показывают правоту ее наветов. Злодейства за ней немало числится. Сейчас уже свыше сотни человек повязаны.

– Куда уж больше? Баба, мечтавшая о величии и славе, оказалась на глухом северном острове, где до скончания своих дней будет руду добывать из промерзлой земли. И ладно бы она просто грезила во сне сказочным могуществом. Нет. Софья уже на троне посидеть успела. Добрых семь лет. Удар по самолюбию такой страшный, что ей хоть десять раз голову сними, такого не добьешься. Хуже будет только за простого крестьянина отдать замуж, чтобы она от зари до зари работала по хозяйству, время от времени ловя вожжами вдоль спины за непослушание. А потом рожала ему детишек. Но на такое я пойти не могу. Не хочу. Всему есть пределы. Тем более что она – это прошлое. А нам с тобой дальше жить. Да и за одно дело дважды судить негоже.