Дуглас Хилл - Звездный диктатор. Убей и умри

— Ага, — протянул он. — Меня, конечно, поражало, но я думал…

Снова рассердившись, она сказала:

— Не надо преувеличивать. Я не говорила, что Лудильщики, которые на нас напали, были андроидами, а они ими не были. Я хочу знать, что вам известно по этому вопросу.

— Я знаю, что можно сделать превосходное человеческое существо, гораздо более изящное, чем творение Франкенштейна, но что его невозможно оживить. Мы пока не можем изготовить или вырастить искусственный мозг. Мы даже не можем пересадить мозг смертельно раненного человека в превосходное тело андроида.

— А Лудильщики могут.

Он онемел, понимая, насколько важным было то, что он сейчас услышал. И он знал, что, если она права, то и он прав.

Здесь что-то было нечисто. Не обошлось без волшебства. Когда наука и волшебство сотрудничают, в тех редких случаях, когда их интересы совпадают, результаты получаются просто поразительные.

Однако, поскольку он не знал, какова здесь роль волшебства, он решил пока разобраться с научной стороной вопроса.

Трансплантация существовала уже давно. Глаза, почки, печень, сердце, заменялись с неизменным успехом. Сначала сложность заключалась в том, чтобы достать недостающие органы. Проблема была решена, когда научились выращивать различные органы. Применялись и пластические заменители, которым не грозило отторжение.

Он вспомнил о синтетической хирургии, которую все стали называть «СХ». Если вы теряли пальцы ног, вы обращались к СХ. Это было несложно, пальцы ног обычно не слишком-то хорошо контролируются, и, хотя желательно было иметь некоторую чувствительность, она не должна была быть очень высокой. Заменить палец на руке оказалось сложнее: считалось, что операция прошла удачно, если новый орган был так же чувствителен, выполнял те же функции, что и оригинал.

Но замена мозга была вершиной, которой СХ еще не достигла, хотя и предприняла несколько попыток.

Во-первых, невозможно было создать настоящий человеческий мозг. Было несложно найти материал, придать ему нужную форму и развить его. И все же, чего-то не хватало, чего-то, что можно было назвать душой.

Искусственный мозг не жил. А без него андроиды, всецело искусственные человеческие существа, также не хотели жить. Их можно было удерживать в состоянии, похожем на жизнь, в течение многих лет, подключив к машинам, но стоило их отключить, они функционировали еще несколько секунд, как сломанные часы, — и все.

Пересадка человеческого мозга тоже не получалась. Прежде всего потому, что операция была невероятно сложной. Но не это было главной причиной неудач.

В области синтетической хирургии хирург мог быть виртуозом и совершать настоящие чудеса, но это решало только часть проблемы. Другую часть мог решить только сам пациент после операции. Получить новый палец на ноге было совсем несложно. Пациент даже не замечал, как этот палец приживается. Пальцы, половые органы, лицевые мускулы, и даже руки и ноги требовали времени, чтобы начать функционировать. Когда у пациента уже устанавливалась нормальная температура, и раны заживали, его участие в борьбе за успех операции только начиналось.

Редко пианист или скрипач, получивший новую руку, добивался того, чтобы снова выступать. Они могли научиться писать, работать инструментами, или даже прекрасно резать по дереву, но специальные навыки, навыки владения музыкальным инструментом, редко возвращались даже после многолетних упражнений.

Пересаженный мозг никогда не приживался. Он с самого начала был обречен на гибель. Мозг мог жить ВНЕ тела, мог даже иметь голос. В чужом теле он мгновенно погибал.

— Лудильщики могут пересадить человеческий мозг в тело андроида?

— Да, я сказала именно это, но имела в виду совсем другое. Возможно, это они тоже умеют. Почти наверняка умеют. Но, насколько я знаю, они делают нечто, совершенно противоположное.

— Искусственный мозг в настоящих человеческих телах?

— Они могут достать мозг, разделить его пополам и вернуть половину обратно. А поскольку они могут это делать в широком масштабе, шесть тысяч сразу, то вряд ли эту операцию делают люди. Скорее всего, машины, подключенные к компьютерам. Может, я ошибаюсь, говоря, что они возвращают половину мозга. Может, они и не вынимают весь мозг, а только вырезают половину, тут же заменяя ее искусственным мозгом. И у них это получается.

Коттрел собрался было сказать ей, что эта идея совершенно фантастична, но она и сама это понимала.

— Линн, а вы уверены?

На этот раз она не возмутилась его сомнением по поводу ее профессиональных качеств.

— Я уверена, что тела были настоящими, человеческими. Живые клетки регулярно заменяются. Существует четкое различие в микроскопическом рисунке между клетками, которые перерождались в организме в течение длительного времени, и клетками, сравнительно новыми для организма. Проявляется не искусственная клетка, а клетка, которая не жила в организме долго.

— Понятно, и что же вы обнаружили?

— Ни у одного из Лудильщиков не было полностью искусственного тела. У некоторых были искусственные сердца, легкие, руки, ноги — так же, как и у нас. У вас, наверное, тоже есть какой-нибудь искусственный орган?

— Только ступня. Однажды я встал на бомбу. И, все же, у меня с ней иногда возникают трудности. Она приживалась два года, и сейчас иногда дает знать о себе, когда я о ней забываю. А вы уверены, что часть мозга была заменена?

— Да.

— И вы знаете, что это значит?

— Это очевидно. Лудильщики, которые умирают здесь, не умирают. Они умирают здесь, но продолжают жить где-то еще. Замечательно, не так ли? Достаточно, чтобы заставить вас перейти на их сторону?

Коттрел был совершенно спокоен. Он раздумывал, можно ли полностью положиться на ее заключения.

Она странным образом сочетала в себе ребенка и специалиста. Шан был добр к ней в некоторых вопросах и равнодушно жесток в других. Очевидно, движимая патриотизмом, она жила жизнью, в которой была только работа, и не было места развлечениям.

Шан не был древним, медленно развивающимся миром, где были время и возможность дать докторам сначала получить традиционное образование до восемнадцати лет, а затем в течение семи лет изучать медицину (то есть до двадцати пяти лет, попрактиковаться еще пару лет до двадцати семи, а затем только дать им возможность специализироваться после еще нескольких лет занятий — до тридцати одного года). Линн Бакстер, очевидно, должна быть отличным специалистом, но только в своей области. Коттрел догадался, что ее образование было поверхностным, кроме медицины, конечно, опыта у нее не было никакого, опять же, кроме медицины, и что она так часто ложилась спать с книгой в руках, что ей не приходило в голову, что книгу можно кем-то заменить. Нельзя было сказать, правильно ли это, но это было неизбежно в новых мирах, которые нуждались в хороших специалистах, и, по возможности, скорее.