Виктор Точинов - Великая степь

Удручали результаты многочасового боя. Пещера онгонов погребена, и добычи в логове восьмипалых демонов уже не взять. Драконы Земли большей частью повержены — но захваченные обгорелые обломки могли лишь послужить для изготовления клинков и наконечников, не более того. А немногие уцелевшие продолжали отбиваться — пусть и не так яростно, как прежде. Надо было захватить хотя бы их. Сугедей погнал усталых воинов в новую атаку.

После обвала, похоронившего и пещеру онгонов, и Багиру, Лягушонок сам стал как глинолицый. Мыслей не было, чувства и желания тоже куда-то делись. Остались рефлексы и доведенные до автоматизма боевые навыки. Он выполнял все команды Скоробогатова, он стрелял из СВД, он стрелял из автомата и из подствольника (пока к тому не закончились гранаты), он дрался ножом, когда кучка степняков прорвалась к трем уцелевшим машинам, он делал что-то еще — и потом не мог вспомнить: что? и зачем?

Он не чувствовал боли в превратившемся в сплошной синяк правом плече, и боли в мочке уха, вспоротой ножом глинолицего, и даже боли от потери Багиры — не чувствовал. И не хотел больше ничего — даже остаться в живых…

Все мелькало вокруг кровавым калейдоскопом, и крутился он в обратную сторону, и привыкший убивать Лягушонок исчез, и все вернулось на семь лет назад, и появился двадцатилетний паренек Сашка Фирсов, не понимающий, зачем и для чего его послали в каменное пекло, украшенное надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!!!»

Очередной взрыв тряхнул скалы — они вздрогнули чуть-чуть, устало и равнодушно. Эффект был мизерный. Стрелять по тылам в таком плотном бою бесполезно, а ближе двухсот метров предназначенная для воздушных целей ракета просто не могла взорваться.

«Последняя «Стрела», — подумал Вася Скоробогатов, принявший командование над оставшимися в живых.. Последняя… А кроме легкого стрелкового осталось лишь четыре выстрела к РПГ, и обломки вновь завалили с трудом расчищенную трассу, и даже озером не уйти, водометы на БТР давно пришли в негодность и демонтированы — в безводной степи форсировать нечего и незачем; и надо снова расчищать — взрывать и оттаскивать, работы часа на полтора, взрывчатка есть, но заморачиваться не стоит, потому что столько нам все равно не прожить… Не важно, что уцелевшие глинолицые и их хозяева потеряли всякий интерес к драке после гибели пещеры. Кочевники — ранее неизвестные и невиданно упорные в бою — тоже не считают павших. Тоже словно мертвецы-зомби, разве что без глинистых масок. Скоро и мы присоединимся к коллекции трупов…

На лице Васи запеклась корка из крови и копоти. Глотка казалось засыпанной раскаленным песком. Он поднял флягу, зубы стукнули об алюминиевое горлышко. Вода была теплой и затхлой.

Светало. Самый краешек багрового солнца вынырнул из озерной глади. Казалось — озеро полно кровью. А может и не казалось.

Никогда Черная Птица не отдаст приказ Драконам Земли.

Карахар умирал.

«Наверно, бредил Гамаюн, я умер уже три часа назад, в пещере, когда поднял руку с кончаром, отбивая стрелу, пущенную в голову из странного, похожего на подводное, ружья, а узкий клинок вошел сзади и сбоку, в пройму броника, и с тех пор ничего не было, кроме холодного пола пещеры, заваленного дважды убитыми телами, тоже холодными, и залитого их даже не кровью, а чем-то мерзким и тоже холодным, что закачивали восьмипалые в жилы своих мертвых рабов — жидкостью, не льющейся, как горячая людская кровь, после удара кончаром, а медленно и тягуче сочащейся…» Гамаюну вдруг показалось, что в нем вяло катится то же самое — мерзкое и холодное, а крови нет, кровь вся ушла в землю; точнее, в бесплодный камень, чтобы и на камне что-нибудь выросло, но не вырастет ничего и никогда, разве что пирамидка из отрубленных голов, потому что кровь Драконов всегда ядовита — неважно, рассекают они воду, или воздух, или попирают лапами землю… Он поднял руку, чтобы убедиться, что вместо пальцев у него кривые и кинжально-острые драконьи когти, а может и не поднял, может это ему показалось, но когтей не было, пальцы как пальцы, только почему-то восемь, вот оно что подумал Карахар без удивления я тоже стал онгоном все так просто надо лишь чтобы тебя убили а убили меня не в пещере но гораздо раньше на Ак-Июсе дротик тогда не царапнул по касательной а убил наповал и я долго был глинолицым и исполнял неслышимые другим команды а теперь кончилась и эта служба и явился ангел чтобы забрать в наш драконий рай привет дружище я давно тебя жду какие же у тебя клыки зря тебе никогда не говорили что ты прекрасен наверное девственницы были счастливы у своих столбов…

Сугедей завыл и вытянул камчой первого подвернувшегося нукер-баши ни в чем не повинного полутысячника.

Выросший далеко на востоке, в предгорьях Алтая, он всегда считал Водяного Дракона еще одной легендой, каких много рассказывают у степных костров долгими осенними ночами…

Легенда ожила. Легенда подплыла к берегу и оскалила клыки размером со ствол доброй сосны. Легенда вытянула громадную башку на громадной шее — их размеры хан не мог сравнить уже ни с чем, просто не приходили в голову сравнения — и распахнутая пасть обрушилась на последних уцелевших Драконов Земли, казавшихся сейчас вовсе не драконами, а испуганными земляными зайчиками…

Ничего сделать с Хозяином Воды было нельзя. Впервые Сугедей столкнулся с чем-то, с чем ничего не мог сделать — и выл, и полосовал камчой ни в чем не повинного нукер-баши…

Потом он опустил камчу, но не перестал выть, уже от радости. Онгоны и их рабы, потерявшие все, разбитые и сброшенные со счетов, загнанные в узкую расщелину, — оказывается, сохранили одну из своих колдовских штучек, способных крушить скалы. Почему-то не применяли — но сохранили. Хан понятия не имел о существовании и принципе действия темподеструктуализатора, он просто злорадно выл, глядя, как невидимые и неслышимые удары корчат непредставимо огромную тушу Верблюда…

Зубастая громадина оказалась крепче, чем древние скалы. Те пусть медленно, но поддавались волнам и потокам времени — Верблюд мог ими управлять. Всего этого Сугедей не знал — лишь видел, что шкура чудовища содрогается, но не рвется, выдерживая попадания в упор. А пасть продолжает что-то делать на берегу.

Затем голова отдернулась от берега. Повернулась в сторону восьмипалых и в сторону Сугедея. Водяной Верблюд фыркнул несколько даже презрительно. Хан увидел, как из ноздрей чудища вырвались струи пара, мгновенно окутавшие часть побережья.

…Пар стал лишь побочным продуктом действия хроно-эмиттера. Водяная взвесь — микроскопические частицы озерной влаги, плавающие в воздухе, проживали за короткие секунды все годы своей последующей жизни: смерзались в кристаллики льда от зимней стужи, и летели вниз, и не долетали, и таяли, и испарялись в летнем зное, и нагревшимся паром стремились вверх, и снова замерзали…