Виктор Точинов - Великая степь

Потом все кончилось — оружие онгонов не могло работать долго, не разрушив ткань времен и не уничтожив их убежище. Бешеная пляска скал прекратилась — и на уцелевших ринулись глинолицые.

Вход в пещеру Ваир-хана оказался фальшивкой. Настоящий вход, никем до того не замеченный — распахнулся. Одна из скал просто-напросто исчезла, открыв обширный естественный грот. И грот, и тянущийся от него вниз, вглубь скал, извилистый тоннель были полны рабами онгонов. Они ринулись наружу молча, без боевого клича, без кипящего в крови азарта последней схватки… Ринулись мертво.

И атаковали живых.

Ходовые системы она освоила. И поняла, что Дракон может передвигаться, не только плавая и ныряя — но и многими другими способами. У Женьки появилось странное чувство, сродни тому, что бывает у впервые севшего самостоятельно за руль мотоцикла — хотелось газануть, выжать из Верблюда все, на что он способен…

Она сдержалась.

И занялась системами разведки и сбора информации. Давно пора понять, что происходит вокруг Девятки и вокруг озера.

Этот обвал закончился быстро, несколько многотонных глыб рухнуло с пушечным грохотом — и все стихло. Но — с Гамаюном осталось шестеро… Глинолицых тоже стало меньше — десятка два отступили к смутно видневшемуся вдали оборудованию неясного назначения. Оттуда с чмокающими звуками стреляли их ружья — по всему судя, пневматические. Бьющее на расстоянии оружие имелось не у всех ходячих мертвецов, да и призовыми стрелками они не были. Остальные сражались ножами — атаковали, не пытаясь уклониться от пуль. И останавливал их лишь выстрел в голову. За понимание этого факта прорвавшаяся в пещеру группа заплатила пятью жизнями. Еще двоих накрыл обвал. Осталось семеро.

— Не стрелять! — рявкнул Гамаюн. — Кончарами!

И закинул за спину автомат. Ровные, как будто отполированные своды и стены тоннеля закончились — группа пробилась в естественную пещеру. Нависшие над головой глыбы грозили рухнуть в любой момент — и после первых выстрелов иные из них выполнили угрозу. Пещера онгонов оказалась огромна и не освещена — лучи фонарей выхватывали только часть ее.

Хотя простор чувствовался — то ли по движению воздуха, то ли по эху от выстрелов и камнепада. От огромной естественной каверны отходили в стороны искусственные туннели — на видимом пространстве их было три: тот, через который ворвалась группа — изгибавшийся; другой, виднеющийся дальше идеально круглым черным пятном; и третий, перекрытый мощным бронированным люком.

Куда ведут эти туннели, не ясно. Ясно другое — всемером громадную пещеру не завоюешь. Да они пришли и не завоевывать.

Они пришли уничтожать. За плечами у каждого — тридцать кило взрывчатки. При ненадежности здешних сводов должно хватить.

…К глинолицым подтянулось подкрепление — и они снова пошли в атаку. В безмолвную психическую атаку, как каппелевцы в старом фильме. Только не было Анки-пулеметчицы, способной встретить их убийственным свинцом. И не потому, что Багира владела пулеметом хуже легендарной подружки Петьки и Чапаева. Но первые же очереди в пещере показали, что обычный автомат становится тут оружием массового поражения, заживо хороня своих и чужих.

Пришлось браться за тяжелые, чуть неуклюжие бронзовые кончары — поминая добрым словом Ткачика, оторвавшего от сердца для их покупки два личных «Плейбоя»…

Раздавленный обвалом бензовоз горел, подсвечивая поле битвы неверным колеблющимся светом. Но и в этом освещении было видно, что дела хреновые.

Ткачику приходилось туго.

С одной стороны напирали сыны степей, незнакомые и опасные, сменившие дротики на мощные луки, с другой — мертвячки-бодрячки, айдахар им всем в задницу…

Большая часть техники погибла от удара оружия онгонов, либо оказалась погребена под обвалами — и Вася Скоробогатов не мог поддержать огнем морпеха и его людей, удерживающих вход в пещеру. Вася сам с трудом отбивался у оставшихся машин.

Бойцам Отдела помогало то, что их противники — и степняки, и глинолицые — уничтожали друг друга не с меньшим тщанием, чем третью сторону. Союзников в этом трехстороннем бою не было — каждый сам за себя. Но однако именно нежданный удар служивших хану горцев позволил Гамаюну пробиться в настоящую пещеру без лишних потерь. Невысокие темноволосые воины ловко и быстро, как пауки на паутинках, спустились на длинных веревках в тыл глинолицым. И почти все полегли в жестокой схватке у входа в тоннель — уничтожив заслон из ходячих мертвецов и убив их восьмипалого командира.

Оставшихся глинолицых это не смутило, как не смущало ничто и никогда. Они продолжали драться. Умереть рабы онгонов уже не могли — но убивать еще умели.

Зажав в каждой руке по кончару, Багира металась в навалившейся на них толпе глинолицых. Рубила во все стороны, по чему придется — хотя цели достигали лишь удары в голову. Ей тоже доставалось. Голова гудела от пришедшихся по сфере ударов. Туповатая бронза с трудом входила в мертвую плоть — как колун в сучковатое полено. Дрались почти в полной темноте — под ногами догорал красный фальшфейер, разбрасывая последние искры. Запалить новый было некогда.

Рядом хрип, стоны, невнятные выкрики — живых. Мертвые бились молча, орудуя длинными, бритвенно-отточенными ножами. Один нож ткнулся в правый бок Багире, вспоров кевлар и пройдя между пластинами бронежилета. Боль не чувствовалась, лишь ткань намокла горячим, и рука стала двигаться медленнее, и Багира поняла: конец.

И все кончилось. Глинолицые перестали сопротивляться. Стали двигаться бессмысленно — кто-то брел, спотыкаясь, в сторону от схватки, кто-то смотрел на зажатое в руке оружие, словно впервые его видел. Глинистые маски лиц шли трещинами и раскалывались. В мертвых глазах впервые появилось что-то, похожее на живое чувство. На удивление.

Но никто не всматривался в мертвые глаза. Вспыхнул новый фальшфейер — зеленый. Оцепеневших врагов добивали с каким-то странным чувством…

Добивали те, кто остался на ногах. Четверо. Гамаюн сидел, прислонившись к камню стены. Сферы на голове не было. На камуфляже кровавое пятно — быстро растущее. Еще двое — не шевелились, заваленные телами дважды убитых. Хотя нет, один встал, пошатываясь, смахнул кровь с лица…

Лягушонок — по шее змеится красная струйка, но вроде цел — наклонился над поверженным врагом, удивленно присвистнул, пытался выдернуть кончар, застрявший в вытянутой, шишкообразной голове. Огромный глаз-самоцвет в середине лба был раздавлен лезвием — и все равно переливался, сверкал разноцветными гранями.

«Кукловод», — подумала Багира. Последний? Ей было все равно, силы куда-то ушли, бок немел, хотелось лечь и закрыть глаза. Она не легла, она опустилась на колени перед Гамаюном — и сразу поняла, что дело плохо.