Роберт Хайнлайн - Фрайди

— Не стоит. Когда увидите капитана Тормея, пожалуйста, передайте ему привет от младшего пилота Памелы Херсфорд.

— Непременно передам.

— Если вы собираетесь домой, у меня есть для вас хорошие новости. Все рейсы полубаллистиков на Окленд полностью восстановлены. В течение десяти дней мы занимались лишь транспортировкой грузов, и теперь полностью уверены в безопасности всех наших рейсов. Сейчас всем пассажирам предоставляется сорокапроцентная скидка — мы хотим, чтобы все наши друзья вернулись к нам.

Я поблагодарила ее, сказала что, поскольку я сейчас в Вегасе, то вылечу из Вандерберга, и быстро отключилась, пока не пришлось придумывать новые отговорки.

Я снова задумалась: лететь ли мне сначала в Сидней, раз полубаллистики опять на ходу? Там был — раньше во всяком случае — еженедельный рейс из Каира в Мельбурн и обратно. Если теперь его нет, можно воспользоваться морем, или монорельсом — через Сингапур, Рангун, Дели, Каир, а потом Найроби, но… Это будет долго, дорого и ненадежно — возможны задержки на каждой пересадке и любые местные неурядицы. Может случиться, что я окажусь в Кении без гроша в кармане и мне не хватит денег, чтобы попасть на Стационарный спутник. Ладно, еще одна попытка — еще один звонок. Вряд ли, конечно, но — для очистки совести…

Я позвонила в Окленд и ничуть не удивилась, когда компьютер сообщил мне, что код отключен. Я прикинула, сколько сейчас времени в Сиднее, и позвонила в университет, но не через обычный справочный код, а прямо на биологический факультет — по коду, который мне удалось получить месяц назад.

Мне ответил знакомый голос.

— Привет, Айрин, — сказала я, — это Марджори Болдуин. По-прежнему пытаюсь отыскать мою заблудшую овечку.

— Господи! Милая, я честно пыталась передать от тебя словечко Фредди! Но профессор так и не появился у себя в кабинете. И вообще в университете. Он уехал!

— Уехал? Куда?

— Ты не поверишь, если я скажу тебе, сколько людей хотело бы это знать. Мне вообще-то не положено говорить тебе об этом, но… Кто-то основательно очистил его кабинет от всех следов, и в квартире — ни единого волоска… Он просто исчез — и все! И никто не знает куда.

Я поблагодарила ее, отсоединилась и, поразмыслив, набрала код виннипегского бюро охраны «Волчья стая». С превеликими трудностями мне удалось добраться до человека, назвавшего себя помощником коменданта. Я честно сказала ему, кто я такая (Марджори Болдуин), где нахожусь (в Лас-Вегасе) и что мне нужно (найти своих друзей).

— Ваша компания, — сказала я, — охраняла их дом, пока он не был продан. Вы не можете сказать мне, кто купил дом или хотя бы через какого агента он был продан?

Вот тут мне бы очень хотелось не только слышать звук его голоса, но и увидеть физиономию!

— Слушай, сестренка, — буркнул он, — я чую легавого даже через компьютер. Пойди доложи своему начальству, что как они ничего не добились от нас в прошлый раз, так не получат ни черта и в этот.

Я удержалась от резкости и вежливо объяснила:

— Я не легавый, но я понимаю, что у вас есть причины мне не верить. Я действительно сейчас в Вегасе, и вы легко можете это проверить, позвонив мне сюда. За мой счет, конечно. Продиктовать вам код?

— Незачем.

— Хорошо. Капитан Тормей владел парой черных лошадей морганской породы. Вы можете мне сказать, кто купил их?

— Детка, сделай так, чтоб я тебя искал.

Что ж, Жан сделал правильный выбор: «Стая волков» по-волчьи охраняла интересы своих клиентов.

Будь в моем распоряжении время и деньги, я могла бы раскопать что-нибудь, лично съездив в Виннипег и в Сидней. Знать бы только… Ладно, забудь об этом, Фрайди, теперь уже ясно: ты потеряла их и осталась совсем одна . Хочешь увидеться с Рыжиком? Ввяжешься ради этого в войну в Восточной Африке? Но ведь Рыжик ради того, чтобы остаться с тобой, не пожелала не ввязываться в эту заваруху… Это тебе ни о чем не говорит? Да, это говорит мне о том, что я сама всегда знала, но не желала признавать: люди, другие люди всегда нужны мне больше, чем я нужна им. Это — твой самый большой недостаток, Фрайди, и ты прекрасно знаешь, откуда он возник и как к этому относился Босс.

Ладно, завтра летим в Найроби. Сегодня дадим знать о чуме Глории Томосаве и Мортенсонам, ночью как следует выспимся, а утром… Разница во времени — одиннадцать часов, так что надо рано вставать. И нечего волноваться и дергаться по поводу Жанет и всех остальных, пока не вернешься со Стационарного с твердым решением — на какую колонию отправляться. Когда вернешься, можешь потратить все, до последнего грамма на их поиски, поскольку, как только ты определишься с колонией, Глория Томосава возьмет все твои дела в свои прелестные твердые ручки.

Ночью я хорошо выспалась, утром собрала вещички — старая спортивная сумка, наполовину пустая, — и бродила по кухне, собирая мелкие безделушки, когда на терминале раздался звонок.

Это была та самая симпатичная секретарша с шестилетним сыном из Гиперпространственных линий.

— Хорошо, что застала тебя, — сказала она. — У босса есть для тебя работенка.

Я молча ждала продолжения. На экране показалась глупая физиономия Фаусетта.

— Ты утверждала, что ты — курьер, — многозначительно произнес он.

— Мне нет равных.

— Хорошо, если так. Работа не на Земле. Идет?

— Конечно.

— Записывай: Франклин Мосби, «Поиск, Инкорпорейтид», номер шестьсот, здание комплекса «Шипстоун», Беверли-Хиллз. Поторапливайся, он ждет тебя на интервью до полудня.

Я не стала записывать адрес, а вместо этого сказала:

— Мистер Фаусетт, это будет стоить вам шесть граммов, плюс оплата дороги на монорельсе. Деньги вперед.

— Что-о-о? Чушь!

— Мистер Фаусетт, похоже, вы решили подшутить надо мной. Вам, наверно, кажется чертовски остроумным — заставить меня прокатиться до Лос-Анджелеса и потерять целый день, да еще заплатить за это турне.

— Смешная ты девчонка! Послушай, можешь взять деньги за билет здесь, в конторе… После интервью. А насчет шести граммов — сказать тебе, куда их засунуть?

— Не утруждайте себя. В качестве охранника порядка я не претендовала ни на какие особые условия, но в качестве курьера… Тут мне нет равных, и если этот человек действительно ищет курьера такого класса, он заплатит мне за интервью, не раздумывая. Вы шутник, мистер Фаусетт, — добавила я и отсоединилась.

Он позвонил опять через семь минут и говорил так, словно каждое слово причиняло ему неимоверные страдания:

— Плата за проезд и шесть граммов будут ждать тебя на станции. Но учти, шесть граммов не входят в твою зарплату, и ты вернешь их, если не устроишься на эту работу. А если устроишься, заплатишь мне мои комиссионные.

— Я не верну их ни при каких обстоятельствах, и от меня вы не получите никаких комиссионных, потому что я не нанимала вас в свои агенты. Может быть, вам удастся получить что-то от Мосби, но если даже и так, то это не вычтется ни из моей зарплаты, ни из платы за интервью. И я не буду бегать в поисках вашего курьера с деньгами по станции, как потерявшаяся собачонка. Если хотите сделать дело, присылайте деньги сюда.