Светлана Тулина - По чужим правилам

— Я знаю, что такое разнос, — перебил Бэт спокойно, — Как тебе понравился торт?

И опять в его голосе не было осуждения.

Более того — он ясно и недвусмысленно не желал поддерживать разговор на эту тему. И — никаких претензий. Словно всё в полном порядке, словно и не поставила она своей сегодняшней нерешительностью всё их предприятие на грань не просто финансового провала, а вообще полного краха…

Хотя кто его знает, может быть, он вовсе ничего сегодня и не потерял — может быть, он ещё и заработал на этом, случай-то ведь беспрецедентный! Бэт — мальчик умный, кто его знает, на что именно ставил он. Может быть там, на ринге, он просто испугался, не за ставки свои испугался, а за неё, чисто по-человечески, человек же он, в конце-то концов!..

Но если не потерял он сегодня ничего — на что тогда он так злится? Откуда тогда это раздражение? Не внешнее раздражение, показушное и язвительное, которое так часто демонстрирует он окружающим, а глубоко запрятанное на самом дне тёмных глаз и прорывающееся наружу лишь в почти незаметных движениях острого подбородка, лишних морщинках у губ, слишком резких жестах. Или таком вот взгляде, словно он ждёт от неё чего-то очень важного, ждёт, и никак не может дождаться. И внутренне раздражается всё больше и больше от бесплодности ожидания, но, человеком будучи вежливым, внешне никак раздражения не проявляет.

И от этого взгляда его, и от вежливо-безличной заботливости смутное намерение как бы невзначай поинтересоваться — а чего же, собственно, он с таким нетерпением ждёт? — потихоньку перерастало в довольно-таки острое желание схватить со стола самую большую тарелку и изо всех сил треснуть его по макушке. И бить до тех пор, пока не объяснит он, наконец, чего же ему, скотине, от неё надо?!!

И оттого, что желание это, даже полностью осознавая собственную порочность, вовсе не собиралось становиться желанием чего-то более правомерного, чувство собственной вины лишь усиливалось.

Она не проиграла сегодня.

Ей присудили победу.

По очкам.

После второй суперпродлёнки.

В десятке не принято откладывать в третий раз, даже если никто так и не был убит или избит до потери сознания — а чистой победой в финале считалась только такая, когда проигравшего с поля уносили.

Она очень надеялась, что сумеет. Потому и вызвалась выйти против Морткопфа — сама вызвалась, благо других желающих не было. Его партнеров всегда разыгрывали через довольно жестокую жеребьёвку.

Она всё утро листала спортивные архивы, чтобы убедиться окончательно и бесповоротно — без подобного человека мир станет только чище. Он был откровенным садистом-маньяком и злостным социопатом, он любил убивать и калечить, при этом не делая особых различий между рингом и жизнью вне его, и до сих пор не был надёжно заперт в комнате с мягкими стенами только благодаря многочисленной своре персональных и хорошо оплачиваемых адвокатов. Во время затишья между играми его пытались контролировать при помощи усиленных транквилизаторов, но это удавалось не всегда, о чём свидетельствовали несколько так и не доведённых до суда уголовных дел.

Она просмотрела их все. Тщательно и скрупулезно. Особенно долго задерживая на экране фотографии жертв. Вглядываясь. Запоминая. Убеждаясь.

Нет, ни малейших сомнений в том, что человек этот жить не должен, у неё не было. Материалов дел хватало, как минимум, на четыре смертных приговора. И это — не считая тех, кого убил и искалечил он вполне легально, в рамках правил того или иного Кубка.

Ей мало было удостовериться в том, что не должен этот человек жить. Ей нужно было убедить себя, что он вообще не человек. Не животное даже — была довольно-таки высокая вероятность, что законтаченная на тсеновское воспитание миротворческая блокада может сработать и на убийство любого представителя великого круга перерождений.

Стась не сомневалась, всё для себя решив и придумав обход блокады за несколько часов до жеребьёвки. Изучение архивов потребовалось для окончательной убеждённости, что в последний момент не начнут одолевать посторонние мысли.

Ещё вчера она была уверена, что сможет. А уж сегодня, после всех этих фотографий… Ни человек, ни зверь не может вести себя так, так ведут себя лишь вирусы, в короткий срок уничтожая всё, до чего могут дотянуться. А миролюбивого отношения к вирусам никто не требует даже от трижды тсена или четырежды миротворки. С вирусами обращаются при помощи антибиотиков.

Кажется, она вздрогнула — край бокала звякнул о сомкнутые зубы. Или просто неверное движение — руки дрожали, и противной мелкой дрожью отзывалось всё тело.

Пятьдесят четыре минуты — это много.

Очень много…

Она даже не ударила его, он сам упал. Подвернулись ноги. Судороги, наверное. Её и саму скрутило, но немного позже, а в итоге — победа…

Победа, чёрт возьми!

Так откуда же это острое чувство вины и желание во что бы то ни стало оправдаться?..

— Не злись, я прошу тебя… Я пыталась…

Пятьдесят четыре минуты.

Абсолютный рекорд чемпионата…

Это для Морта и зрителей — чуть больше двух часов, если все перерывы учитывать, а она только и делала, что уходила в разнос, растянув сомнительное удовольствие раз в пять. Сама виновата, слепому ведь ясно, что Морт пробитый, и пробитый не раз. Не первый же год замужем, полно таких с пеной у рта и стекленеющими глазами даже на тренировках, среди боевиков подобное поощрялось всегда, хотя и неофициально, а тут — хитч, игры без правил….

Ежу понятно — нельзя было просто бить его в висок, надеясь на временную отключку.

Только — убивать…

Забавно, но ей вовсе не было страшно. Даже сегодня. Даже на последних минутах. Зубы выбили о стекло мелкую дробь, она придержала край губами. Запоздалая реакция? Стась отставила пустой бокал, и вдруг вспомнила.

Не вино, в том-то всё и дело.

Сок.

Лишь один сок в этом мире имеет вот такой ментолово-шоколадный привкус — сок опикао.

Забавно.

Опикао — здесь?..

И почувствовала, как мурашками стянуло кожу на руках и затылке, а вдоль позвоночника потянуло ознобом.

Она ведь так и не узнала точно, где именно расположено это самое ЗДЕСЬ.

Как-то всё не нужно было…

— Послушай, тебе это, возможно, покажется странным… Но… Где мы?

— Деринг, — Бэт шевельнул плечом. То ли пожал, то ли просто так.

— Ну, знаешь ли… Я знаю, что Деринг. Но где расположена эта дыра?

— Талгол, южный континент…

— А… подробнее?

Дэн хмыкнул. Но ответил всё тем же тихим и спокойным голосом, что пугал её до дрожи.

— Пирамида Дьявола, левый нижний угол. Почти пограничье. Есть пара обитаемых систем — у Свингла и Тарсова. До Базовой всего триста лет, соседство, конечно, малоприятное. Поэтому стричься не рекомендую.