Антон Томсинов - Одинокие в толпе

Но ведь ты ищешь решение не ради науки? Ты проявляешь одно из встречающихся у людей свойств, которому я ещё не придумал названия. Ты сконцентрировался на Нате, всё остальное для тебя потеряло краски, даже голоса друзей теперь для тебя звучат, как голоса призраков сна, о которых забываешь на утро. Вместо здорового, живительного эгоизма ты ударился в нечто иное. Будь это хотя бы альтруизм – я бы ещё смог понять тебя. Но альтруизм направлен на всех окружающих. То чувство, которое ты испытываешь, безраздельно принадлежит... одной Нате. Ты бы отдал жизнь за то, чтобы оживить её, ведь так? Это мне и непонятно.

Риен писал, что опасается за твоё психическое здоровье. Он говорит, что ты стал рассеянным, плохо следишь за своей внешностью... Очнись, Митер! Стань прежним, развей туман в своём разуме. Вспомни, что ты должен всегда выглядеть прилично! Не для других должен – для себя! Если ты ещё помнишь, конечно, что такое самоуважение. Никогда не позволяй себе опускаться!

...Больница, в которую отправили Эванса, не самая престижная, но довольно чистая, в палатах светло и приятно пахнет свежестью. Если бы ещё не люди...

Пока двигалась очередь, пока вежливая и улыбчивая девушка в регистрационном окошке искала для меня номер палаты Эванса, я стал свидетелем неприятнейшего события, которое в очередной раз заставило моё сердце заныть от глухой тоски и безысходности.

В вестибюле сидела старушка – неплохо одетая, маленькая, сухонькая. Казалось, она старалась занимать как можно меньше места и быть незаметной. Она плакала. Её слёзы были из тех, что прожигают в душе глубокие раны, которые долго кровоточат и не заживают.

Из разговоров врачей, холивших туда-сюда, я понял причину её слёз. Дочь и зять привезли эту женщину и просто бросили здесь, исчезнув без указания адреса. И теперь ей, больной и старой, оставалось только рыдать. Она понимала, что в тягость семье своей дочери, она простила дочь по-матерински. Всё, что она могла – оплакивать предательство самого близкого в мире человека, ради которого сама раньше терпела лишения...

Больно, когда дети оказываются жестокими. Больно, что так, по-воровски, исподтишка её покинули на произвол судьбы. Сказали: «Мы скоро вернёмся...» И ушли навсегда...

Как ты понимаешь, моё сердце наполнилось прямо-таки вселенской любовью к людям. Беспомощность ранит сильнее обиды. Сознание, что ничем не можешь помочь... Ведь не вернёшь ей семью, в которой её когда-то любили, оберегали, заботились о ней...

...В такие моменты я мечтаю растоптать Венец Творения, сжечь его на полях нового Армагеддона....

Длинные переходы, заполненные выздоравливающими больными, которые неуверенно делают первые шаги после долгой отлёжки. Спешащие доктора... Я иду, уступая дорогу санитарам, везущим пациентов на каталках... Интересно, есть ли здесь врачи, работающие во имя помощи людям, а не ради денег?..

Эванс бледен, подержится молодцом. Скулы чуть заострились, резче обозначился застарелый шрам через щёку. Обычно он двигался очень плавно, а мог быть и абсолютно неподвижным. Всегда серьёзный, собранный, сосредоточенный... Я уважал его за это. Вот только... Он не умел снимать напряжение – это был его единственный, пожалуй, недостаток. Мне он представлялся человеком вдумчивым, склонным к уничтожающей всякую радость рефлексии, ищущим тёмные стороны даже в счастье, человеком, у которого моменты увлечения жизнью сменяются часами горького презрения к ней... Я не люблю таких людей – с тяжёлой, неуклюжей душой, которая спотыкается обо всё. Они не способны наслаждаться жизнью и не хотят, чтобы наслаждались другие.

...Эванс ждёт, пока доктор, впустивший меня, оставит нас наедине.

– Присаживайся, – он указал на белый металлический стул.

Я сажусь и смотрю в его глаза. Один из самых интересных объектов для наблюдения – люди, которым скоро предстоит умереть и которые это знают. Каждый встречает смерть по-разному. Чтобы правильно оценить чью-то жизнь, надо знать о том, как этот человек принял смерть.

– Что с тобой случилось? – спросил я.

– Хранители. Меня чуть не убили на месте, но рана смертельна. Благодаря панцирю клинок прошёл мимо сердца. Врачи говорят – и я сам чувствую – мне не дожить до следующего дня.

– Неужели такие опытные воины не поняли, что лезвие прошло мимо сердца?

– Я успел достать оружие. Второй укол просто некому было нанести.

Киваю. Его рефлексы всегда были на высоте.

– Почему Хранители нападают на нас? Это ведь уже третий случай!

– Четвёртый. Анну убили этой ночью... Как будто ты не знаешь, почему нас убивают!

– Хранители никогда не были агрессивны... С чего бы это вдруг... Лично я стараюсь избегать прямых столкновений, поэтому и не знаю о том, что творится в полисе. У вас своё задание – у меня своё.

Эванс прикусил губу – он никогда не одобрял моей отстранённости.

– Мы проводим крупную операцию против Хранителей. Нам необходимо захватить кого-нибудь из них – таково задание. Клан приказал выяснить их планы. Есть подозрение, что Хранители готовят какую-то операцию, способную серьёзно изменить баланс сил.

– Хранители? Они же консервативны и устремлены в прошлое! – не мог я сдержать эмоций.

– И тем не менее. Они вместе с Бионами участвуют в создании ядов.

– И как же вы хотите узнать их планы?

– Посадить на электроды.

Это ужасно. Так называется процедура раздражения центра удовольствия в человеческом мозге. Любой, даже я, даже ты, Митер, сломается, если хоть раз испытает этот экстаз, квинтэссенцию удовольствия, чистое наслаждение! Подопытный будет снова и снова стремиться пережить эйфорию, но Клан позволит ему это лишь в обмен на определённые услуги. Процедура быстро истощает нервную систему, раздражение мозга требуется всё чаше, а потом человек умирает. От первого экстаза до гибели проходит не больше трёх месяцев.

– У вас ничего не получится. Любой Хранитель скорее умрёт. Вы недооцениваете их воспитание, ведь Клан Хранителей пропитан чувством долга и дисциплины. Выдумаете, что любовь к удовольствиям удержит Хранителя от самоубийства? Вы наивны. Это безумие. Так можно подчинить Биона, но не Хранителя.

Эванс вонзил в меня свой тускнеющий взгляд:

– Но мы не дадим им покончить с собой! Мы используем ускоренную процедуру! Нам не нужны долговременные шпионы, нам требуются совершенно конкретные сведения! И зря ты думаешь, что от нас отделился! Мы все – маленькие программы, работающие на большую. Ты ищешь тех, кто задумал переводить память человека в компьютер – копировать, словно с диска на диск. Но и эта технология нужна Клану, чтобы добывать сведения у кого угодно. И ты поможешь Клану достать изобретателя со всей документацией!