Энн Леки - Слуги правосудия

— Я доверяю тебе, — солгала она.

— Когда я схвачу тебя, разверни свою броню и обхвати меня руками. — На ее лице вновь появилась тревога, но времени больше не осталось. Я развернула под одеждой броню и шагнула с моста.

В тот миг когда мои руки коснулись ее плеч, красное стекло разбилось вдребезги, острые осколки, сверкая, разлетелись во все стороны. Сеиварден закрыла глаза, наклонила голову, уткнулась лицом мне в шею и сдавила так, что, если бы не броня, я бы с трудом дышала. Из-за брони я не чувствовала ее испуганного дыхания на коже, не чувствовала, как проносится мимо воздух, хотя и слышала это. Но она не развернула свою броню.

Если бы я была чем-то б о льшим, чем самой собой, если бы у меня была необходимая численность, я смогла бы определить нашу предельную скорость и то, когда мы достигнем ее. С тяготением просто, но рассчитать влияние бремени моего рюкзака и тяжелых курток, взметнувшихся вокруг, на нашу скорость — мне не по зубам. Было бы гораздо проще рассчитать падение в вакууме, но мы падали не в вакууме.

Однако разница между пятьюдесятью метрами в секунду и ста пятьюдесятью была в этот миг большой только теоретически. Я еще не видела дна, цель, в которую я надеялась попасть, была маленькой, и я не знала, сколько у нас есть времени, чтобы изменить траекторию, если мы вообще сможем это сделать. В следующие двадцать — сорок секунд нам было нечего делать, кроме как ждать и падать.

— Броня! — крикнула я в ухо Сеиварден.

— Продана, — ответила она. Ее голос слегка дрогнул, напрягаясь из-за проносящегося мимо воздуха. Лицо по-прежнему сильно прижималось к моей шее.

Внезапно вокруг помрачнело. На выступающих участках моей брони образовывалась влага, и потоком воздуха ее уносило вверх. Через одну и тридцать пять сотых секунды я увидела землю и на ней плотное скопление темных кругов. Они были больше и, следовательно, ближе, чем мне этого хотелось. Всплеск адреналина меня удивил; должно быть, я слишком привыкла к падению. Я повернула голову, стараясь посмотреть вниз за плечом Сеиварден на то, что лежало прямо под нами.

Моя броня сделана так, что она рассредоточивает силу удара пули, удаляя ее частично в виде тепла. Теоретически она была непроницаемой, но меня тем не менее можно было ранить или даже убить, приложив достаточную силу. У меня ломались кости, я теряла тела под безжалостным градом пуль. Я не знала, что сделает с моей броней или со мной трение от уменьшения скорости; у меня усиленный скелет и мускулатура, но выдержат ли они — я понятия не имела. Я не могла рассчитать точно, с какой скоростью мы двигались, сколько именно энергии требовалось затратить, чтобы замедлиться до скорости, при которой можно было выжить, каких значений достигнет температура внутри и снаружи моей брони. А без брони Сеиварден не способна помочь.

Конечно же, если бы я все еще оставалась тем, кем некогда была, это не имело бы значения. Это тело не было бы моим единственным. Я не могла удержаться от мысли, что мне следовало позволить Сеиварден упасть. Не следовало прыгать. Падая, я все еще не понимала, почему я это сделала. Но выбирая, я обнаружила, что не могу уйти.

К этому мгновению я знала нашу дистанцию до сантиметров.

— Пять секунд! — прокричала я, перекрывая свист ветра. Оставалось уже четыре. Если нам очень, очень сильно повезет, мы упадем прямо в трубу под нами и я упрусь ногами и руками в стены. Если очень, очень сильно повезет, тепло от трения не слишком сильно обожжет Сеиварден, у которой нет брони. Настоящей удачей будет, если я лишь сломаю себе запястья и лодыжки. Я не надеялась на все это, но знаки упадут так, как решил Амаат.

Падение меня не беспокоило. Я могла падать целую вечность и не пострадать от этого. Остановиться — вот в чем сложность.

— Три секунды!

— Брэк!.. — задыхаясь, всхлипнула Сеиварден. — Пожалуйста.

Некоторых ответов я не узнаю никогда. Я прекратила расчеты, которые еще делала. Я не знаю, почему я прыгнула, но в то мгновение это больше не имело значения, в тот миг не было больше ничего другого.

— Что бы ты ни делала, — (одна секунда), — не отпускай!

Темнота. Никакого удара. Я выставила в стороны руки, которые тут же швырнуло вверх, запястья и одна лодыжка сломались, несмотря на усиление броней, сухожилия и мышцы порвались, и мы стали заваливаться в сторону. Невзирая на боль, я прижала руки и ноги и тут же снова выбросила их в стороны, вернув нас в устойчивое положение в следующую секунду. Что-то в моей правой ноге сломалось, но я не могла позволить себе беспокоиться из-за этого. Сантиметр за сантиметром, мы замедлялись.

Я больше не могла управлять ни руками, ни ногами, могла лишь давить на стены и надеяться, что нас больше не выведет из равновесия и мы не рухнем, беспомощные, вниз головой, к своей смерти. Моя боль была острой, ослепляющей, она забила все, кроме чисел: дистанция (оценочно), убывающая по сантиметрам (также оценочно), скорость (оценочно), снижение скорости, температура внешней поверхности брони (увеличивается на краях, возможная опасность превышения приемлемых параметров, возможный вред в результате), — но числа были для меня почти бессмысленными, боль была громче и ближе, чем что-либо еще.

Но числа важны. Сравнение дистанции и того, как снижалась наша скорость, наводило на мысль о предстоящей катастрофе. Я попыталась сделать глубокий вдох, обнаружила, что не могу, и постаралась упереться в стены еще сильнее.

У меня нет воспоминаний об остальном спуске.

Я очнулась лежа на спине; все болело: кисти и руки, плечи, ступни и ноги. Передо мной — прямо надо мной — круг серого света.

— Сеиварден, — попыталась я сказать, но вышел лишь судорожный вздох, который отдался от стен легким эхом. — Сеиварден. — Имя на этот раз вышло, но едва слышно, и моя броня его исказила. Я опустила броню и снова попыталась заговорить, и на сей раз мне удалось использовать свой голос: — Сеиварден.

Я приподняла голову, чуть-чуть. В тусклом свете, падающем сверху, я увидела, что лежу на земле, колени согнуты и повернуты в одну сторону, правая нога лежит под внушающим тревогу углом, руки — рядом с телом. Я попыталась пошевелить пальцем, не удалось. Рукой. Не удалось — конечно. Я попыталась пошевелить правой ногой, и она отозвалась сильным приступом боли.

Никого, кроме меня. Ничего, кроме меня, — я не вижу свой рюкзак.

Если бы на орбите был радчаайский корабль, я могла бы вступить с ним в контакт, и это было так же легко, как подумать об этом. Но если бы я была в таком месте, где возможно присутствие радчаайского корабля, со мной бы такого не произошло.

Если бы я оставила Сеиварден в снегу, этого бы не произошло.

Я была так близка. После двадцати лет планирования и напряженной работы, маневрирования, два шага вперед тут, шаг назад там, медленно, терпеливо, против всех вероятностей, я добралась так далеко. Так много раз я рисковала, как сейчас, не только успехом дела, но и жизнью, и каждый раз я выигрывала или, по крайней мере, не проигрывала так, чтобы не суметь попытаться вновь.