Андрей Белоус - Рассвет

И та врезавшаяся в память Самберианская ночь, когда Арабтаки, прорвав фланг на соседнем участке, ударили по нам с двух сторон. Ликвидировать прорыв моему подразделению удалось ценой огромных усилий, несмотря на то, что противник уже понес серьезные потери. Но основной удар пришелся на главное направление, где оставался брат, и вернувшись, в живых там я не нашел никого. Погиб и брат, и множество трупов противника, ворвавшихся в наши позиции, свидетельствовали, чего ему стоило не пропустить их ко мне в тыл.

У брата остались жена и маленький сын. И в ту ночь, над телом самого родного и близкого мне человека, я поклялся, что пока жив сам, они не будут ни в чем нуждаться. Я не хотел, чтобы жена брата закончила также, как и наша мать, после гибели отца вынужденная наняться на химический завод. Мы с братом тогда еще не закончили обучение, что означало практически полную изоляцию от семьи. Однажды на заводе, где работала мать случился пожар, и мы остались одни. Я не хотел, чтобы мой племянник повторил нашу с братом сиротскую участь, и выполнял взятые на себя обязательства, пожалуй, даже больше, чем нужно.

Тем более, что карьера шла в гору, и вскоре я считался грамотным командиром с богатым боевым опытом. Но в определении “солдат удачи” главным словом является “удача”, порой независимо от того, насколько хороший ты солдат. Череда милостей судьбы закончилась, и однажды случилось поистине грандиозное пораженье.

Отступая по всему фронту, нам тогда пришлось бросить почти всю наземную технику, и половину ракетного парка. При попытке повторного вторжения, я был ранен в самом начале боя, что спасло меня от общей “мясорубки”. Эвакуированный с планеты на медицинском шатле, я оказался один из немногих, кому удалось выжить в этой компании. Объединенная коалиция, на стороне которой я принимал участие, была тогда окружена и полностью уничтожена.

Наступили тяжелые времена. Восстановление после ранения плеча заняло полгода, но и после, действуя правой рукой, я продолжал испытывать сильную боль, что приходилось тщательно скрывать. А время “Посвящения в ремесло” для подрастающего племянника неуклонно приближалось. И если в возрасте восьми лет его не отдать в обучение, шанса стать квалифицированным специалистом у него больше не появится. Но основной сложностью подобного естественного отбора являлось необходимость оплатить весь курс обучения сразу, что за десять лет составляло приличною сумму, позволить себе которую мог далеко не каждый.

Будучи “на волне” успеха, я не особо беспокоился о подобных мелочах, зная, что мой гонорар за один договор найма с лихвой покроет необходимую сумму, а их в году я подписывал иногда и не один. Потому как наниматели суеверно предпочитали иметь дело с “любимчиками фортуны” и недостатка в работе я не испытывал. Теперь же ситуация поменялась с точностью до наоборот. Наниматели, действующие от имени Заказчика, комплектуя формирование, предпочитали ставить командирами отделений, зарекомендовавших себя победами, а не отступлениями и разгромами. И теперь я мог претендовать только на рядовую должность с самой низкой оплатой, которой не хватило бы даже на половину стоимости обучения.

И когда до “Посвящения” осталось три месяца, появилась заявка на Ретранслятор, самую безнадежную, но высокооплачиваемую работу. Основным его отличием являлось заключение договора “сунджукур” – выполнение поставленной задачи, несмотря на угрозу смерти. И лишь выполнение всех условий договора предоставляло возможность вернуться к нормальной жизни, потому что оплату за выполнение работы ты получаешь вперед. Эта была древнейшая традиция, незыблемость которой строилась на чести и достоинстве каждого солдата и всех остальных представителей нашего бедного, но гордого народа.

Наниматели почти не использовали договор сунджукур, так как при этом цена возрастала в разы. В чем особой необходимости не наблюдалось, ведь солдаты и без того воевали не менее доблестно. Действие договора прекращалось после выполнения обозначенной в нем задачи в полном объеме. Если же объект, являвшийся целью охраны подобного подразделения, был захвачен, а охранявшие его по какой-то причине оставались живы, они просто переставали “существовать”. Для всех остальных они становились чем-то вроде бродячей собаки, которую пока она не начала кусаться, лучше забить камнями и палками.

Иными словами, не выполнивший условий договора Немезиец, сразу терял Родину. Но даже если этому отщепенцу удавалось добраться до других цивилизованных мест, где повсеместно имелись Пункты Найма, Наниматели из профессиональной солидарности не принимали их кандидатур. И конец таких людей мало чем отличался от участи бродячих собак. Преступление, и равнодушная машина судопроизводства безжалостно перемалывала этот человеческий материал, хороня все надежды на будущее. А потому, в соответствии с кодексом чести, побежденному самому надлежало явиться к своему победителю, предложив закончить его земной путь, умертвив любым угодным тому способом.

Договор на Ретронслятор имел некоторые характерные особенности, в том числе относительно выполняемой задачи. Ретронслятор мог оказаться захвачен, но если к исходу указанного срока он был не уничтожен и смог выполнить свою задачу, условия контракта считались выполнены. И основная сложность для оставшихся в живых защитников сводилась к необходимости как-то спастись самим. Что удавалось крайне редко, учитывая то недовольство, которое испытывали в подобной ситуации Земляне. Укрыться от них на поверхности являлось невыполнимой задачей, а отсидеться в Ретронсляторе не представлялось возможным, поскольку через определенное время он уничтожался системой самоликвидации.

Вот почему Наниматель сменил гнев на милость, и когда я в очередной раз явился на Пункт Найма, сам подошел ко мне с очень заманчивым, на его взгляд, предложением. Так я и оказался втянутым в эту безнадежную авантюру, однако, настроенный более чем решительно переломить судьбу. Приложив все усилия, чтобы продержаться до установленного срока, а там уже действовать по обстоятельствам.

Но теперь переживать о несбывшихся замыслах было уже поздно. И что самое удивительное, я не испытывал к Тогаюну той враждебности, что до взрыва. Желая лучше разобраться в этой перемене, я понял, что отношусь к нему с пониманием. В чем-то даже завидуя, глядя на проявленный им беспримерный патриотизм. Я воевал за деньги, и как ни крути, это была моя работа, в то время как Тогаюн, вне всякого сомненья, сражался за идею, рискуя своей жизнью ради других. И то, что он смог совершить, неся в себе подобный внутренний настрой, не могло не внушить уважения даже такому бывалому солдату, как я.