Сергей Юрьев - Нить неизбежности

Сокровищ Френса Дерни на месте не обнаружилось, но экипажу яхты уже уплочено за трёхмесячное пребывание в этих водах, и они скорее предпочтут торчать тут лишний месяц, чем отказаться хотя бы от части своих денег. Так что придётся и мне с пользой провести это время — книга о загадочном народе тахха-урду вполне может стать бестселлером, и таким образом мне удастся хотя бы возместить себе издержки на эту безумную экспедицию. В общем-то, я даже рад, что золота не нашлось — кто знает, как повели бы себя господа матросы, попадись им на глаза сундуки с сокровищами…

Теперь же я нахожусь в уникальном положении — эти урду говорят при мне обо всём, полагая, что я их не понимаю, друг от друга у них, похоже, также нет секретов. Таким образом, у меня появилась исключительная возможность за короткий срок провести исследование, на которое в иных условиях могли бы потребоваться годы кропотливой работы. Не скрою, святилище загадочного Тлаа также пробуждает во мне любопытство, но пока из всего, что было сказано при мне об этом духе, можно выжать следующую квинтэссенцию: Тлаа спит и нельзя будить его, поскольку нет человека достаточного мудрого, чтобы не поддаться соблазну воспользоваться дремлющим могуществом.

Скорее всего, это некое древнее суеверие, но все тахха-урду относятся к этому со всей серьёзностью, а когда заснеженные вершины Сво-Куксо не скрыты зарослями или облаками, они даже стараются не смотреть в их сторону…»

Дневник профессора Криса Боолди, запись от 2 июля 2946 г. от основания Ромы.

2 октября, 7 ч. 00 мин. восточное побережье о. Сето-Мегеро.

«Земля поэтов и влюблённых, благословенная земля, в тебя железом раскалённым вошла ромейская стрела. О, Галлия, твои герои под спудом времени лежат, но всё же кажется порою, что в нас их дух войдёт опять…»

Дух… Да, Ромен теперь тоже дух, лежащий под спудом времён, и прах его приняла родная земля… Даже эти уроды, эверийцы, не посмели оставить его на корм проклятым рыбам. Теперь он закопан в недра отчизны, непокорённый и по-прежнему страшный врагам свободы. Ромен… Он бы смог сделать то, что надо, если бы и его волна вынесла на этот берег. Отсюда обладающий волей и не имеющий в сердце нелепой жалости мог бы заставить весь этот зажравшийся мировой вертеп с собой считаться. За свободу Галлии!

Лида отложила томик стихов Конде ле Бра и отхлебнула из горлышка пузатой бутылки. Глоток «Лозы Галлии» — единственное утешение, когда не можешь ничего из того, чего хочешь всей страстью разрывающегося сердца. Ромен давно бы превратил Вечный Город в руины, и плевать, что колыбель тирании недосчиталась бы миллиона-другого ни в чём не повинных граждан и гражданок… Пора бы и ответить им за грехи предков, придавивших полмира железной пятой, а потом убедивших порабощённые народы, будто они принесли им свет цивилизации. Сволочи! Он бы смог. А вот её страстное желание отмстить ромеям за вековые обиды растворяется в собственной слабости… Хозяин Каменной Чаши исполняет лишь те желания, которые от души, которые не обременены сомнениями, о которых не начинаешь жалеть раньше, чем они исполнятся. Да и то не всякий раз к нему подступишься… А когда старушка Мария Боолди не в духе, туда лучше вообще не соваться. А хандра с ней случается в последнее время всё чаще и чаще.

Мимо идут эти два урода в клоунских одеждах — братья Клити, Адриан и Анжел. В пограничников играют, придурки, выслужиться хотят — вот бы кого утопить, так ведь нет — доплыли. Они доплыли, а Ромен погиб. Вот после этого и надейся хоть на какую-то справедливость.

— Эй, Лида! Сигареты есть? — кричит издалека Анжел, мафиози из Пирса. Ближе подойти не решается и правильно делает, а то она вполне может от души пожелать ему какой-нибудь гадости, и тогда она точно исполнится — рога на башке вырастут или прыщ на заднице вскочит.

— На, подавись! — Лида швыряет в него только что открытую пачку «Короля Хильперика». Оба ромейских ублюдка падают на колени и, побросав винтовки, путаясь в своих дурацких тогах, начинают собирать рассыпавшиеся сигареты, пока те не промокли на влажном песке. Этим двоим почему-то ни разу не удавалось раскрутить Хозяина Чаши, даже если Мария была не против, — живут подачками и подножным кормом, а может, и приворовывают.

Сейчас они отойдут подальше, и можно будет снова взяться за Конде ле Бра…

«Отчизна со мной говорит на чужом языке, на том же чужом языке ей всегда отвечаю я. И цепь от браслета, что носит она на руке, вмурована в вечность, гранитную глыбу отчаянья…» Всё! Спать. Надоело. Только бы компашка Сирены перестала так орать — ночи им не хватило. Но это просто. Это — стоит только захотеть. Мелкие капризы Хозяин исполняет, не считаясь с расстоянием и не спрашивая разрешения у Марии.

Короткий порыв ветра обрушивает на них песчаную волну, и пёстро одетая компания с банджо, трещотками и магнитофоном торопливо удаляется метров на полтораста.

— Сказать, что ли, не можешь, — слегка обиженно заявляет алкаш Рано, слегка приотстав от остальных, — между шестой и седьмой он обычно смелеет, только на пользу ему это всё равно не идёт.

Так. Если не хватает духа устроить побоище на улицах Ромы, может быть, явиться среди бела дня в Ромейский Сенат, выгнать оратора с трибуны и сказать им всем, какие они сволочи? Славная мысль, только для этого снова придётся топать к Каменной Чаше, а это без малого два десятка километров через джунгли, а потом — ещё и в гору переться. Не мог Хозяин устроить своё логово прямо здесь, на берегу… Увидеть бы его хоть один разок — интересно, чудовище он или ангел? Пару раз он пытался с ней говорить, только речь у него какая-то невнятная и состоит не из слов — как хочешь, так и понимай. Первый раз было ощущение, будто он восхищается её молодостью и красотой. Лида даже слегка напугалась тогда — не пожелает ли он облапать её своими щупальцами. Никогда и ни за что! Кроме Ромена, никто не смеет к ней прикоснуться! Слава Богу, вскоре выяснилось, что нет у Хозяина никаких щупальцев, да и вообще тела у него, скорее всего, тоже нет никакого… Сирена, правда, болтала, будто разлеглась она как-то в самом центре Чаши в чём мама родила, возжелала полного удовлетворения низменных инстинктов и получила всё по полной программе. Только верить этой сучке — себя не уважать.

Так. «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…» — а вот этот славный пиит Конде ле Бра где-то слизал, у кого-то из древних, полузабытых…