Сергей Юрьев - Нить неизбежности

— А почему ты сама не пыталась? — Он стиснул её плечи обеими руками и смотрел ей в глаза. — Почему ты сама не пыталась узнать, кто это. Тлаа помог бы. Разве нет? Ты просто боялась, что истина откроется. Ты боялась…

— Да. — Она вдруг обмякла и начала медленно опускаться на колени, уже не пряча слёз. — Да… Я и сейчас боюсь. Но это моя слабость. Моя. Он не мог, не мог, не мог… — Теперь она лупила кулаками о влажный песок, но медленные волны тут же слизывали неглубокие вмятины.

— Но ты должна знать точно…

— Да, должна. Ничего я никому не должна! А если и должна, то не тебе.

— Мне от тебя вообще ничего не надо. — Онисим присел рядом. — Хочешь — я уйду?

— Ничего я не хочу. Ни-че-го. Разве что сдохнуть. Прямо сейчас. Прямо здесь. Там и встретимся. Там и разберёмся. Мне всё равно куда сейчас, лишь бы туда, где он…

— Знаешь, детка… А вот теперь, мне кажется, нам с тобой вроде как по пути.

Восход Кровавой Луны, Пекло Самаэля.

Рядовой Громыхало последним вывалился из грозовой тучи, швырнул в канаву оплавленный пулемёт и огляделся, оценивая обстановку. Все или почти все были в сборе. Унтер Мельник соскабливал опасной бритвой мыльную пену со щеки, стоя перед овальным зеркалом в резной дубовой оправе, висящим в воздухе. Остальные торопливо переодевались в белые смокинги, видимо, совершенно не думая о том, как они будут передвигаться в лакированных ботиночках по кровавым лужам, стоящим посреди груд битого кирпича, осколков чайных сервизов и ржавых консервных банок. Ближе к горизонту лиловое небо подпирали два холма, вывернутых наизнанку, а над ними, словно луна, висело огромное вымя с шестью сосками. Место было незнакомым, но этому удивляться не стоило — здесь вообще не было знакомых мест.

Девицы из бывшей свиты того наглого типа, которого зелёный чёртик называл Несравненным, тоже успели собрать свои кости и в большинстве уже вполне пришли в себя.

— Старшина где? — закончив бриться, спросил Мельник. — Где Тушкана оставил?

Громыхало сообразил, что вопрос адресован ему, и почувствовал, как комок подступил к горлу. Старшина остался наблюдать за замком, а значит, его могли и не убить вместе со всеми, значит, его могло занести куда угодно, только не сюда.

— Не могу знать, — виновато отозвался он, стягивая каску с головы. — Не могу…

— Это конопатый такой? — спросила широкоплечая черноволосая девица. — Так его серые уволокли. Сама видела. Он теперь у Самаэля баланду хлебает.

— Заткнись, тварь! — рявкнул Громыхало, пожалев, что остался без пулемёта.

— А сам ты кто?! — возмутилась девица. — Сюда только твари и попадают. А ты хотел с ангелочками порхать? Ну, хоти…

— Медея, уймись, — обратился к ней унтер, видимо, уже успевший познакомиться с пополнением. — И не смей орать на моих людей. У меня каждый на счету.

— Какие мы нежные… — Она оглянулась на девиц, которые тем временем принаряжались в меру своей фантазии — от скромных сарафанчиков до прозрачных бикини или просто бантика на шее. — А вы тоже хороши! Завыли, как будто вас режут. Всё равно хуже, чем при Самаэле торчать, ничего не бывает — вы уж мне поверьте.

Прямо над ними возникло ещё одно грозовое облако и тут же разрядилось щетиной разноцветных молний. Матвей Тушкан шлёпнулся всем телом в вонючую жижу, но сразу же поднялся, стирая с лица коросту из запекшейся крови.

— Ого! Девочки, — восхитился он, как только восстановилось зрение.

— Девочки сейчас скромно в гробиках лежат, — заметила Медея, поправляя ожерелье из чёрного жемчуга. — Ты проверял, какие мы девочки?

— Могу, — невпопад заметил старшина, но продолжить приятный разговор не получилось.

— Всем молчать, — выдавил из себя унтер Мельник. — Старшина, доложите обстановку.

— В соответствии с приказом вёл наблюдение за замком, — безропотно начал докладывать Тушкан. — Отправил рядового Горомыхало с донесением, был обнаружен, израсходовал боеприпасы, убит при попытке к бегству.

— Слушай ты, маршал недоделанный, — обратилась Медея к Мельнику. — Кончай командовать, дай парням расслабиться, пока время есть. Нас тут как раз поровну.

Ответом был одобрительный ропот, возникший в рядах полувзвода 6-й роты.

— Так ведь не дадут же ни хрена, — высказал очевидное Громыхало. — Опять ведь, черти, полезут, только успевай отплёвываться. А молиться кто будет? Кто вам патронов за здорово живёшь подбросит!

— Да погодь ты, — высказал общее мнение рядовой Конь. — Дай хоть познакомиться, а то только и знай, что «в атаку — ура!», пожрать, тяпнуть по маленькой и снова в бой. Может, по очереди? — обратился он к унтеру. — Половина оборону держит, половина с девками лясы точит, а потом наоборот. Давай так, командир.

— Давай, давай, — поддержала его Медея. — Только я лично останусь с теми, кто на карауле. Убивать умею. Я могу любого беса так замочить, что он лет пять не очухается, скотина.

Она ещё продолжала свою тираду, как посреди разрухи образовалась вполне приличная обитая кожей дверь, и к ней протянулась ковровая дорожка, придавливая, как катком, неровности рельефа.

— Рядовые Конь, Зяма, Леший, Торба, Жук, сержанты Сыч и Грива, старшина Тушкан — отдыхать, остальные — на молитву становись! — распорядился унтер, и перечисленные военнослужащие направились выбирать подруг для приятного времяпрепровождения.

— Мне вон ту беленькую оставьте, — запоздало крикнул рядовой Лом, указав на скромницу в светло-зелёном сарафане, но та уже подхватила под руку сержанта Гриву и, ступив на дорожку под звуки свадебного марша, бросила вскользь:

— Я тебя там подожду.

— Всё! На колени, рвань окопная! — потребовал унтер, как только дверь за счастливыми парами захлопнулась. — А вы чего стоите?! — обратился он к оставшимся девицам. — А ну, молитесь, и чтоб два гранатомёта мне через десять минут предоставили. С вами тут нянькаться никто не будет.

— Я молиться не умею, я их голыми руками давить буду, — заявила Медея и уселась на обломок скамейки, закинув ногу на ногу.

— Посмотрим, чем голым ты кого давить будешь, — усмехнулся Громыхало, опускаясь на колени. Он хотел ещё что-то добавить, но унтер зыкнул на него, требуя тишины. Молиться полагалось молча, поскольку слово молитвы, сказанное вслух, немедленно демаскировало подразделение, и выползающий из всех щелей неприятель через считаные мгновения начинал атаку.

«Господь Единый и Всемогущий, сотворивший небо и землю, давший тела тварям земным, вдохнувший в них душу! Не оставь детей своих в странствиях, ниспосланных нам промыслом Твоим, укрепи нам сердце верой в Тебя. Дай нам силы не потворствовать страхам, не предаваться унынию, терпеть боль…» — это канон, без него просить о том, чего действительно надо, без толку — уже проверяли, поэтому надо пробормотать эти слова хотя бы скороговоркой. А вот теперь можно и к делу приступить: «А теперь пришли нам, Господь, ангела своего с опалёнными крыльями, и пусть доставит он нам полторы дюжины ручных пулемётов с полным боекомплектом, четыре гранатомёта, дюжину ящиков гранат, а ещё, если не тяжело ему будет, пару броневиков-амфибий на гусеничном ходу, чтоб врагам Твоим и нашим неповадно было мучить единоверных прихожан, которые хоть и грешны, но не настолько, чтобы замертво гореть и в дерьме копошиться. Не прошу о справедливости, прошу о милости…» Всё! Можно подниматься. Теперь оставалось только пройтись по окрестностям, и хоть что-то из перечисленного списка должно было обнаружиться под окрестными руинами. Ангелы предпочитают не попадаться на глаза и подбрасывают военную помощь втихаря, и это понятно — здесь они вроде как на чужой территории, а с лазутчиками, где бы их ни выловили, разговор бывает коротким, особенно в военное время.