Эдгар Берроуз - Великий воин

— О, нет. Ты будешь драться с Дзуки, а помощники понадобятся, если он попадет в трудное положение.

Значит, мне придется драться с одиннадцатью!

— Дерись, трус! — закричал Анаток. — Мы хотим видеть хороший бой.

Я снова повернулся к Дзуки и его помощникам. Они медленно приближались ко мне и корчили гримасы, как бы желая напугать меня. Вся ситуация была настолько смешной, что я не мог удержаться от хохота. И, тем не менее, это было серьезно. Я это понимал. Все-таки против меня одиннадцать человек. А это много, даже если они плохие воины.

Мое лицо само по себе было страшным. Но я к тому же скорчил жуткую гримасу и с криком бросился вперед. Их реакция была для меня неожиданной. Дзуки первый повернулся и бросился бежать, сталкиваясь со своими помощниками. Те тоже поворачивались и бежали от меня. Я не стал преследовать их и, когда они увидели, что я остановился, они тоже остановились и повернулись ко мне.

— Это и есть знаменитое мужество Гули? — спросил я у Анатока.

— Это блестящий пример тонкой стратегии, который тебе не понять, так как ты слишком туп.

Снова они пошли на меня, очень медленно. Теперь они издавали воинственные звуки и снова корчили гримасы.

Я уже готовился снова броситься на них, как вдруг одна из женщин пронзительно закричала и показала рукой вдаль. Я повернулся вместе со всеми и увидел с полдюжины дикарей, таких, от которых сумели убежать мы с Тун Ганом и Ган Хадом. Тут начался бой, и все жители деревни, за исключением нескольких воинов, бросились бежать прочь. Я не мог понять, почему остались эти воины. То ли страх парализовал их способность к бегству, то ли посетил неожиданный прилив мужества. Дзуки, моего противника, не было среди них. Он и Анаток бежали к лесу впереди всех.

— Кто это? — спросил я одного из воинов.

— Пожиратели людей, — ответил он. — Теперь мы должны стать их жертвами.

— Что значит «жертва»?

— Просто жертва, — ответил он. — Если мы добровольно не отдадим им пятерых воинов, когда они придут, они нападут на деревню, сожгут ее, они заберут наши сокровища, угонят женщин, убьют всех мужчин, которых смогут найти. Так проще для народа. Однако выбора у нас нет. Ведь если мы не подчинимся, племя замучают до смерти.

— Но почему мы должны покориться им? Их всего шестеро. Давайте драться с ними. У нас столько же шансов победить, сколько и у них.

Воины с удивлением посмотрели на меня.

— Но мы никогда так не дрались. Для боя необходимо, чтобы нас было в десять раз больше. Иначе это плохая стратегия.

— К черту стратегию, — приказал я. — Становитесь рядом со мной.

— Ты думаешь, мы сможем? — спросил один другого.

— Все равно умирать.

— Чепуха! — воскликнул я. — Если вы мне поможете хоть немного, мы убьем их.

— Дай мне меч, — сказала Джанай. — Я тоже буду помогать.

— Ну, что ж, попробуем, — сказал один из воинов.

Дикари были уже совсем близко от нас. Они хохотали, бросая презрительные взгляды на гулианцев.

— Идемте, — сказал один дикарь. — Бросайте оружие и следуйте за нами.

Вместо ответа я прыгнул вперед и рассек череп одного из дикарей пополам одним ударом. Пять гулианцев медленно двинулись вперед. У них не хватало мужества для борьбы, но мой успех вдохновил их. А дикари, опешив, попятились назад. Я не стал останавливаться и снова бросился вперед. Теперь я встретил сопротивление, но моя длинная рука, мое искусство и моя сила дали мне преимущество, и вскоре три дикаря уже валялись в пыли, а остальные убегали со всей скоростью, на которую были способны.

При виде убегавших врагов — а они редко видели такое — гулианцы превратились в демонов и бросились вдогонку за ними. Они мчались вперед огромными прыжками и без труда догнали бы врагов, но почему-то решили дать им убежать. Когда они вернулись обратно, на лицах их светилась гордость за самих себя.

Очевидно, все это наблюдали те, кто прятался в зарослях, потому что теперь все племя высыпало к нам. Анаток был немного смущен, но первыми его словами были:

— Теперь ты понял мудрость нашей стратегии. Мы убежали, чтобы заманить врагов, а затем уничтожить их.

— Ты не сможешь обмануть ни себя, ни меня, — сказал я. — Вы все — раса трусов и хвастунов. Я спас пятерых воинов, которых вы безропотно обрекли на смерть, даже не пытаясь защитить их. Вы бежали от шести дикарей, все ваши воины бежали, как трусы. Я могу один перебить вас всех, вы это знаете. Так что я требую в награду за то, что спас твоих воинов, возможности остаться здесь и жить столько, сколько захочу, сколько понадобится, чтобы мы могли продолжить свое путешествие. Если ты откажешь мне, ты первый падешь от моего меча.

— Не нужно угрожать мне, — сказал, дрожа, Анаток. — Я и сам хотел дать вам свободу за то, что ты сделал. Ты можешь оставаться, можешь уходить, если хочешь. Ты можешь остаться насовсем, если ты будешь сражаться с нашими врагами, когда они придут.

На следующий день мы с Джанай пошли посмотреть, не оправился ли наш малагор, однако мы не нашли даже следа его. Я предположил, что он либо улетел, либо украден дикарями, которые, по словам Анатока, приплывали с другого острова.

Я сразу же стал строить лодку, и в этой работе гулианцы немного помогали мне, хотя они были чрезвычайно ленивы и быстро уставали. Это была самая бесполезная раса, какую я только встречал.

Всю свою энергию гулианцы тратили на болтовню и безудержное хвастовство. Несколько часов после столкновения с дикарями они кричали о своей великолепной победе и приписывали ее только себе. Анаток объявил во всеуслышание, что это был настоящий триумф его мудрой стратегии. Нет, на всем Барсуме нельзя найти людей, подобных гулианцам.

Я немного сблизился с Дзуки, пока мы строили лодку. Я обнаружил, что он имеет интеллект немного выше среднего уровня гулианца и к тому же обладает зачатками юмора, которого остальные полностью лишены. Однажды я спросил его, почему они считают раковины таким ценным сокровищем.

— Анаток хочет иметь сокровища, — ответил он. — Это дает ему ощущение превосходства. То же самое можно сказать и о его предшественниках. Да и о всех нас тоже. Нам кажется чрезвычайно важным обладать сокровищами. Но мы осторожный народ, поэтому мы выбрали такое сокровище, которое никому не нужно. Никто не будет посягать на него. Иногда мне кажется, что это глупо, но я не осмеливаюсь сказать это ни Анатоку, ни кому-то другому. Всю свою жизнь мы слышим об огромной ценности сокровищ Гули. И, если все верят в это и не спрашивают почему, значит, они не хотят спрашивать.

— Значит, так же они думают о своей непревзойденной отваге и чудесной стратегии Анатока? — спросил я.

— О, здесь другое. Это все по-настоящему. Мы действительно самый храбрый народ в мире. А Анаток — величайший стратег.