Игорь Гринчевский - Американец. Путь на Север

Думаю, если бы они реально представляли себе рыночный потенциал аспирина, они ни за что не согласились бы на такие условия. Но получилось, как у начинающего «Майкрософта» с гигантом рынка IBM. Там тоже считалось, что «Ну кто ж эти персоналки купит? Рынок-то узкий…»

К тому же мне еще и просто повезло. Я был готов к тому, что Гаевский с Поповским будут осторожничать, продвигая новое лекарство. И что успех придет только году на втором, на третьем. Но уж очень хорошо условия сложились. Я уже был известен им как «изобретатель стрептоцида, довольно успешного средства, поэтому ко второму лекарству было больше доверия. Да и общались мы много, они сумели оценить меня.

Но главной удачей было то, что, едва мы начали презентации, немецкая компания «Байер» разразилась протестами. Мол, они много лет изучали это лекарство, готовились вывести его на рынок. А тут какие-то русские их обокрали. «Байер» пользовалась на рынке лекарств авторитетом, и их слова о «многолетних исследованиях» способствовали тому, что мои партнеры «окончательно уверовали» в аспирин. Да и реклама вышла неплохая. По всему миру, а не только в России. Скандалы всегда привлекают внимание.

В остальном же все шло своей чередой. Аспирин рекламировался и продавался пока что понемногу, несколько раз мне пришлось повторять свои презентации, уже для более крупных аудиторий. Усилиями газетчиков, которые ничего не могут повторить, не исказив, аспирин начали называть «лекарством из воздуха и электричества».

Я удвоил число своих рабочих, приняв на работу Петра Горобца, родного дядьку Степана, и пару его кузенов. Карен и его ребята как-то незаметно прижились у нас, постоянно находя себе, что еще построить. С Ольгой Алексеевной они мгновенно нашли общий язык, и потому проблем с домовладельцами у нас не возникло.

Я уже дописывал третий рассказ, в котором перелицовывал «Человека, который купил Луну» Хайнлайна, когда, как всегда незаметно, подкрались неприятности. Началось все с того, что нас пригласили на обед Гольдберги…»

Одесса, 25 июля (6 августа) 1897 года, воскресенье, время обеденное

Началось все с того, что Гольдберг прислал записку, в которой просил меня быть на час раньше остальных гостей.

Когда я пришел, Ян молча и с поразительно серьезным лицом уволок меня в кабинет. А потом, проверив, что дверь заперта и никто не подслушивает, попросил меня:

– Юрий, у меня к вам имеется серьезный разговор. Но я попрошу вас вытащить из карманов ваши знаменитые револьверы и отдать их мне.

Однако! Как говорится, «нефигово денек начинается!». Это что ж такое он собирается мне сказать, если боится, что я его пристрелю?

Я достал из левого кармана «наган», извлек из барабана все патроны и продемонстрировал хозяину дома пустой барабан.

– Извините, Ян, но оружие я никому не отдаю. Да и, по летнему времени, решил ограничиться одним револьвером. Тем не менее патроны на столе, я сижу в кресле у окна, вы стоите у двери… Говорите смело, даже если я вспылю, вы успеете выскочить за дверь и запереть ее.

Как ни странно, но он после этого еще секунд двадцать раздумывал. А потом решился:

– Юрий, скажу вам честно! Если бы не все, что вы сделали для нашей семьи, и не ваша дружба с Тедом, я, наверное, не решился бы на этот разговор. Вы и сами должны понимать. Если даже учесть только то, что я совершенно точно знаю про ваши подвиги в Нью-Йорке и на Крите, то совершенно ясно, что злить вас не следует. А ведь есть еще и то, о чем я не знаю…

– Короче, Ян, прошу вас, ближе к делу! – попросил я. Честно сказать, эти его экивоки уже начали раздражать меня. Тоже мне, нашли маньяка…

Он нервно сглотнул и наконец решился:

– Юрий, я вижу, вы уделяете госпоже Ухтомской повышенное внимание…

– Да, и что с того? Вы хотели рассказать мне о древности ее рода и о ее связях в самой верхушке империи? Так вы уже это рассказывали, Ян. Или хотели предостеречь, что ее родня будет против? Так мне плевать! Я – человек либеральных взглядов! И девушка мне просто нравится. И умом, и внешностью, и характером!

– Да-а-а? – недоверчиво протянул Гольдберг. – Ну что ж, это упрощает дело. Если вам не нужны ни связи ее родни, ни ее капиталы, то все проще!

– Ян, не тяните кота за хвост! Что вы такого разузнали? – устало спросил я.

– Да ничего особенного! Просто денег у них нет. И ее папа уверенно идет к банкротству. Если не случится чуда, то к концу будущего года так и случится. А он, с его понятиями, от такого, скорее всего, либо петельку накинет, либо пулю в лоб пустит. А может, и яд примет. Или, как вариант, одумается да начнет богатого жениха своей доченьке искать. Такого, чтобы и без приданого ее взял, и долги тестя погасил.

– Я готов! – тихо, но твердо сказал я.

Ян недоуменно потер подбородок, но это, видимо, не помогло, и он почесал в затылке. Потом еще пробежался по кабинету туда-сюда, совершенно забыв, что приближается к «такому опасному маньяку» в моем лице.

А потом так же тихо ответил:

– Это хорошо, что вы ее так любите, Юра. Я сам ради Сарочки пошел на многое, и я понимаю вас и верю вам. Но у вас просто не хватит денег! Им нужно сто пятьдесят тысяч уже к концу будущего года. В Нью-Йорке на стрептоциде вы заработали тридцать пять тысяч рублей. За год. Это много, Юрий, но тут нужно раз в шесть больше. И осталось чуть больше года. Вот, почитайте! – И он протянул мне листок, где подробно освещалось финансовое состояние семьи Ухтомских.

Я почитал. М-да-а… Засада! А ведь они, наверное, и не знают, что этот самый Лисичянский не только закладную на дом имеет, но и векселя Дмитрия Михайловича скупил… Похоже, приглянулся ему их дом. Ну да ладно, обдумаю все на досуге. Надо потенциального тестя как-то из беды выручать…

– Спасибо вам, Ян! – поблагодарил я, вставая из кресла. – Это была очень своевременная информация. И я оценил ваше мужество. Другой, кто гнался бы за приданым и связями, мог и вспылить. Но не я. Спасибо!

И я протянул ему руку. Он не колеблясь пожал ее. Эх, наивный… Ведь если бы я был тем отморозком, которым он меня рисует, сейчас было бы самое удобное время притянуть его к себе и полоснуть по горлу бритвочкой. Или просто рубануть ребром второй ладони по горлу.

– Вы не против, Ян, если я возьму этот листок? Хотелось бы еще подумать на досуге.

– Забирайте, конечно! – махнул он рукой. – Это копия. Специально для вас.

Прежде чем покинуть кабинет, я, под понимающим взглядом Гольдберга снова зарядил револьвер и спрятал его в кобуру-карман.

– Так что у вас за радость, Ян? Что празднуем? – уточнила Наталья Дмитриевна у сияющего, как новенький золотой червонец, Гольдберга.

– Радость не только у нас! – ответил он мне. – Но и у вас, Наталья Дмитриевна.