Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю!

— Выполнению чего? — остановился Придуркин, как раз прямо под веткой дерева, с которой свисала здоровенная и, что самое хреновое, очень злющая на вид змея.

Эта змеюка только и делала, что шипела и лишь Придуркин за своим разговором не слышал этого шипения.

— Приказа, который я тебе отдал, — ответил Середа, осторожно поднимая на уровень груди автомат.

— Это того самого приказа, который вы дали мне перед этим?

— Нет. До того. До того, как ты совсем поглупел, — ответил майор, ловко перерезая очередью змею пополам. — Этот приказ гласит, ефрейтор: заткнись и остальную часть пути шагай, как воды в рот набрал. Вы поняли меня, господин ефрейтор?

— Так точно!

Кондратий, конечно же, все понял. Все до капельки. Он лишь напоследок хотел что-то спросить, возможно, уяснить некоторые детали предмета их предыдущей беседы, но майор вовремя заметил поползновения Кондратия и грозно гаркнул, пресекая:

— Ррразговоррчики!

Таки образом майор оборвал, начавшую было зарождаться новую тему кондратьевской беседы. А Кондратий шмыгнул носом и внезапно пропал.

Одним словом, он только что был рядом с майором и, вдруг, его не стало. А в следующую секунду майор увидел Придуркина высоко-высоко в небе у себя над головой. Другими словами, прямо в пасти гигантского чудища.

— Стреляй, Семеныч, — обратился смиренно к начальнику Кондратий, поправляя неудобно застрявшую между зубов хищника ногу. — Не жалей патронов, командир. Да стреляй же, не то она сожрет меня!

— А, вдруг, в тебя попаду? — раздумывал Середа.

— Тогда не надо, Семеныч, — согласился Придуркин, сноровисто исчезая в утробе хищника.

Только майору было непонятно, чья это была сноровка, Кондратия или хищника.

Хищник же сделал еще одно добавочное глотательное движение, тем самым лишая Придуркина каких либо надежд на светлое будущее и тому подобное.

— Эй, ефрейтор! — крикнул Середа. — Ты слышишь меня, Кондраша?. Если — да, дай какой-нибудь сигнал.

Из утробы что-то невнятно промычали. Голос был глухой и еле слышимый, но кое-что разобрать было можно.

— Здесь тепленько, Семеныч. Только воздуха маловато. Минут пять еще, Семеныч, продержусь. Ты уж, майор, извини, что подвел…

— Ничего, ничего, Кондраша, — процедил сквозь зубы Середа, раскладывая штык-нож на фарагосском автомате. — Счас.

И майор с криком «урааааа!» подбежал к брюху монстра.

Монстр взрыкнул и, вырвав из земли лапой пласт дерна размером с одеяло, пошел сам на Семеныча. Семеныч бежал быстро, но тварь шла еще быстрее, поэтому она раньше настигла Семеныча, чем тот ее. Семеныч приготовился умирать. Но тут у него над ухом раздалось:

— Прыгай! Давай сюда!

И, скосив глаза в сторону, Семеныч увидел парящий в метре от земли некий дисковидный аппарат, издававший тихое жужжание.

На диске сидела полуобнаженная девушка с чем-то, весьма похожим на пистолет в правой руке и махала Семенычу. — Ну, запрыгивай же, идиот, пока не поздно! — кричала она.

— Не могу! Там Кондратий! А мы, разведчики своих не бросаем, — ответил Середа, у которого по сути не было времени удивляться внезапному появлению рядом полуголой девицы. — Да и по уставу коллегу покидать не положено, — кивнул Середа на рептилию, но имея в виду, конечно же, Кондратия, засевшего намертво в рептилии.

Рептилия, между тем, взревела на своем языке и, очевидно, собираясь на этот раз прикончить и майора, и снова пошла вперед.

Над лесом, потревоженные громогласным ревом хищника, взвились перепончатокрылые, в которых Середа без труда для себя опознал птеродактилей всевозможных видов и размеров.

Но следом за ревом лесного чудища из блестящего предмета, что держала в руке барышня, водитель летающего блина, вылетела голубоватая змейка, она быстро преодолела расстояние, разделяющее пистолет девушки и майора КГР и вонзилась в него.

Майор не почувствовал боли, а только — легкое головокружение. Потом навалилась какая-то усталость, он почувствовал головокружение, колени его подогнулись и майор, как кряжистый, подмытый водой столетний дуб, рухнул на землю.

Вернее, он чуть было не рухнул на нее. Но в последний момент его подхватили. Серебристый блин девицы принял его на плоскость и тут же умчал, кренясь поочередно то вправо, то влево и лавируя таким образом между деревьев. Диск умчал майора практически из захлопнувшейся на нем пасти динозавра.

Да, с громким треском пасть захлопнулась в считанных сантиметрах от головы Середы. И еще долго после этого динозавр не мог прийти в себя от того, что добыча ускользнула. Ведь такой конфуз у этого хищника случался очень редко. А может быть он и вообще у него не случался никогда. Мы этого не можем знать, так как досье на динозавров у КГР не заводились.

Во всяком случае, настроившийся было сладко пообедать майором КГР динозавр, не ощутил в определенный момент специфического, отдающего дисциплиной и исполнительностью, а так же неколебимой уверенностью в успех своего дела, майора на своем языке.

Лишь только поэтому, потоптавшись на месте и для порядка взрыкнув так, что замертво свалились с деревьев некоторые, наиболее нервные и впечатлительные птерозавры, хищник диковато осмотрелся и, поняв, что довольствоваться придется тем, что есть уже в желудке, не без опаски прислушался к странным булькающим звукам. Динозавр, ведь, никогда еще не слышал осмысленной человеческой речи в собственном животе. Тем более, что Кондратий сегодня был, как никогда словоохотлив.

— Середа, голубчик — бубнил монотонно из под толстой шкуры храбрый разведчик. — Вытащи меня отсюда! Я хочу домой, к маме. Какой я на хрен разведчик? Я жертва чревоугодия. Несчастное существо, проглоченное другим, более счастным зверем. Сделай милость, майор, дай этой паскуде, что решила подкрепиться мной, по рогам. Пообломай их ей. Я не хочу превращаться в динозаврячье дерьмо, Семеныч!

Так чревовещал Кондратий в полном смысле этого слова, чем приводил рептилию в неописуемое изумление.

Но майор Середа совершенно не слышал товарища, ибо был теперь далеко от того места, где попал в неприятность Кондратий. Серебристый блин или серебрящаяся блинистая тарелка, на которую уложила славного разведчика ханаонская красавица, выписывал среди деревьев такие виражи и зигзаги, словно за этим блином гналась целая стая таких же разъяренных чудищ, какое только что напало на отважных земных шпионов.

Волосы девицы развевались на ветру, глаза блестели, а одежда ее, больше смахивающая на довольно рискового покроя купальник, переливалась в лучах ханаонского светила серебристо-изумрудными блестками.

Что и говорить, девушка была прекрасна. И, хотя на вид ей было не больше девятнадцати, в глазах ее светился немалый жизненный опыт, свидетельствующий о пережитом. К тому же тот пистолет, из которого она так грациозно и не навязчиво подстрелила майора и который теперь висел на ее правом боку, он недвусмысленно намекал: девица привыкла к обострению отношений, а значит потому она в данное время в бирюльки с майором не играла.