Анна Пань - Страсти Евы

− Ева! Ева! Очнись! − настойчиво просит меня знакомый голос, звучащий откуда-то из параллельных миров. − Ева, открой глаза!

В бессознательном повиновении я медленно выплываю из мрака и сразу же постигаю будоражащую истину − меня нянчит на руках живой и здравствующий Гавриил, причем каким-то образом переодевшийся в мотоциклетные брюки и куртку. На руках у него натянуты обрезные перчатки, в одной руке он сжимает пистолет. В его глазах с полопавшимися капиллярами отражается вселенская боль и облегчение.

− Ева, любовь моя, я думал, что потерял тебя, − разбитым голосом шепчет он, качая меня на руках, как младенца.

Глядя на живого Гавриила, я забываю о том, что мы теперь враги, ликование возносит меня до самых небес.

− Ты жив… но я же видела… − я инстинктивно поворачиваю голову к противоположному краю ущелья.

Над пропастью из стороны в сторону раскачивается, как на виселице, мертвое тело Ламии Моро. С пулей во лбу она вздернута на собственной фате. Один конец черной материи запутан в сучьях упавшего дерева, другой обмотан вокруг ее шеи и зловеще реет на ветру. Не мираж ли это? Я тщательно тру глаза неповрежденной рукой, но труп как висел, так и висит. В таком случае Ламия приняла облик Гавриила с помощью какого-то влияния. Так вот с кем имела дело в Выборге Даша. Неотразимым сержантом была Ламия Моро. Знать, женушка Гробового-старшего давненько плела заговор против Гробового-младшего. Одним выстрелом планировала убить двух зайцев: устранить конкурента на престол и добыть для них с Герой F-вирус. Гавриил должен был умереть от пули, я от выкачивания крови. Нам вынесли смертельный приговор, но ради моего спасения Гавриил примчался черт-те откуда, рискуя собственной жизнью. Что ему до меня, кровь F-вируса ценна. Не будь я Индивидом, он бы палец о палец не стукнул. «Ведь это именно он убил Никиту!» − словно булавкой пронизывает меня мысль.

− А ну отпусти меня, убийца! − воинственно высвобождаюсь я из его объятий.

Гавриил посылает мне полный горечи обвинительный взгляд, но продолжает удерживать силой:

− Ева, успокойся. Твой брат жив и здоров. С Нового года Никита находился в коме в моей домашней лаборатории, но полчаса назад пришел в себя. Ты сейчас сама во всем убедишься.

Он набирает на айфоне чей-то номер и включает громкую связь. С первого же гудка на другом конце линии раздается эмоциональный вопрос Никиты:

− Ты нашел ее?

С блаженной экспрессией я выхватываю из рук Гавриила айфон:

− Никита, родненький, ты жив!

− Сестренка, ты в порядке? − не слушая меня, перебивает он. − Гавриил успел?

− Успел, − позволяет себе бегло ответить Гавриил.

− Я в долгу перед тобой, дружище, − вырывается из динамика громкий выдох Никиты.

Далее из объяснений брата мне становится известно, что до того, как все пошло наперекосяк, у них с Гавриилом, видите ли, был план.

− Скрытничать − это тоже часть плана, Гавриил?! − расхожусь я в неуправляемой истерике после разговора с Никитой.

Не отдавая отчет действиям, я сгоряча даю ему звонкую пощечину. Мои поломанные ногти случайно расцарапывают его шрам на скуле. Со смиренной отверженностью Гавриил прикрывает дрожащие веки, вне сомнений, сильно оскорбившись. Шокированная собственной жестокостью, я бросаюсь к нему с отчаянными поцелуями в ушибленное место. Гавриил вздрагивает, но не отворачивается и не отталкивает меня.

− Заслуженно, ангел мой, − не браня, целует он меня в висок. − Снимай скорей оберег, я облегчу твои страдания. Твое искалеченное тело и сломанный мизинец меня просто убивают.

Мои первые болевые ощущения, когда его ладонь опускается на мой лоб, приравниваются к ожогу, но достаточно быстро кожная горячка улетает прочь.

− Низкий тебе поклон, Гавриил, за все, что ты сделал для меня и для брата, − от всего сердца говорю я, но мой голос тонет в дробных раскатах грома.

По наитию мы одновременно переводим взгляд на обвисшую брюхатую тучу, и у нас у обоих отваливается челюсть. С севера в нашу сторону надвигается армия Германа Львовича с полусотней отборных солдат. С востока в не меньшем объеме прибывает войско полковника Уилсона.

− Грядет страшная Война! − потусторонним тоном освещаю я картину мира, как если бы в мое тело вживился Страж Жизни.

− О чем ты, Ева? − остолбенело смотрит на меня Гавриил.

Мой краткий пересказ пророчества Стража Жизни на инициации заканчивается колючей резью в желудке. Я складываюсь пополам, обхватывая руками живот.

− Детка, тебе плохо? − тревожится Гавриил, забирая мои волосы назад.

− С антидепрессантами что-то не то…

Меня мутит так, что мир в глазах расплывается, однако избавиться от отравы не получается. С врачебной профессиональностью Гавриил сует мне два пальца в рот, и, как из мешка, я вытрясаю из себя содержимое желудка. Он придерживает меня за поясницу, чтобы я не свалилась в лужицу с остатками красно-белой пилюли.

− Финкельштейн, сукин сын, я тебя четвертую! − зло рычит он, видимо, углядев в препарате имя его распространителя. − Больше не пей эту дрянь. Таблетки не прошли тестирование и в продажу не вышли. Тебе лучше, ангел мой?

Принудительная очистка организма полностью доказала эффективность. У меня даже голова просветлела. За отсутствием каких-либо средств гигиены я снимаю пояс от чулок и привожу им себя в порядок.

− Значительно, − стыдливо проговариваю я. − Извини, что доставила тебе столько хлопот.

− Чтобы я больше этого не слышал! − грозно отрезает Гавриил. − Что естественно, то не безобразно. Забудь о прошлой жизни. Выродок Спенсера заплатил жизнью за все, что сделал с тобой и твоей психикой.

Первого января вся мировая пресса изобиловала заголовками: « За день до Нового года двадцатилетний сын мультимиллиардера Спенсера Уайта скончался от передозировки героина на своей яхте у берегов Сицилии ».

С колоссальным трудом я возвращаю челюсть на место:

− Ты убил его?

− Не велика потеря, Ева, − невозмутимо вносит ремарку Гавриил. − Этот сукин сын при жизни кололся и совокуплялся со всеми подряд, избивая и насилуя еще совсем молоденьких девочек и мальчиков Он, мать его, швырялся деньгами из казны Ордена направо и налево. Узнав о том, что он тебя унизил, я сделал ему предложение, от которого нельзя отказаться. Он струсил и свел счеты с жизнью. Теперь Люк Уайт мой вечный должник.

Сколько мертвых душ на счету у Гавриила, раз он так непринужденно беседует о столь ужасных вещах? Впрочем, лукавить я не буду − заступничество мне более чем приятно, хотя способы у моего любимого мужчины по-волчьи жестокие.

− И какое предложение ты сделал «постельному клопу»?

− В служении мне наемником от него будет больше прока, − просто пожимает плечами Гавриил и стягивает с себя мотоциклетную куртку, под которой остается черная футболка с кроткими рукавами. − Одевайся, ангел мой. В пяти минутах ходьбы наискосок есть Врата. Мы переместимся туда, где я оставил свой мотоцикл.