Юрий Силоч - Железный замок

— Тихо там! — прикрикнул сержант и отправил кусочек мяса обратно в рот. Табаса чуть не стошнило. — Ну так что, по рукам?

— По рукам, по рукам… — пробурчали конвоиры и, отобрав у наёмников рюкзаки, вытряхнули содержимое на пол, и принялись увлеченно копаться, комментируя находки и переругиваясь за возможность обладания какими-нибудь особенно ценными вещами.

— О, рации. Две.

— Одна моя, — напомнил о себе полицейский.

— Фляжечки модные. Гвардейские. У-у, жулики! С трупов, небось, поснимали?.. Каз-злы. Патроны… Смотри, сколько тут! — у грабителей заблестели глаза.

— Куда они тебе? — лениво спросил полицейский. — У тебя ж другой калибр.

— А хоть и выменяю на что. Пригодятся!

— Им этими патронами на первой линии от дикарей отстреливаться, пока ты в комендатуре будешь задницу просиживать.

— Ай, господин сержант, чего вы их жалеете? Мародеры они! Не ихнее забираем, а наворованное!

Табас стоял и наливался краской от жгучей обиды. Сперва ползать по песку, обирая трупы, потом тащить рюкзак за тридевять земель на своём горбу, едва не потонуть из-за него в реке — и всё лишь для того, чтобы порадовать припасами трёх обормотов. Хотелось полезть в драку.

— Ну, отлично, — ополченцы поднялись и всучили наёмникам совершенно пустые рюкзаки. Смех один — даже портянки забрали.

— Приносите еще! — гнусно усмехнулся полицейский, на столе которого красовалась его доля.

Табас, вспыхнув, хотел сказать ему, что он вор и сволочь, но Ибар, стоявший рядом, вовремя это пресёк, очень больно ущипнув молодого и горячего напарника за предплечье.

— Так… — довольный сержант из военной полиции что-то отметил на листе бумаги. — Вольный Легион, да? Ну так и веди их на первую линию. Свободны, — сержант снова углубился пальцем в недра рта, показав тем самым, что разговор окончен.

Ополченцы вывели пленников во двор и направились обратно по городским улицам — к мосту. Когда они шли мимо лагеря беженцев, то заметили припаркованную рядом машину Лори. Табас вытянул шею, присматриваясь в надежде увидеть старика, однако вместо него в машине сидел какой-то небритый обормот в новенькой зеленой форме.

Впереди показался мост и та самая «первая линия». Она представляла из себя извилистую змею будущих окопов, протянувшихся вдоль реки в обе стороны от моста и огневых точек-ячеек — неглубоких, осыпающихся, однако дающих представление о том, что тут скоро будет воздвигнуто. На дне траншей копошились чумазые люди в желтой форме с нашивками Вольного Легиона — уставшие, красные, насквозь мокрые от пота.

Дезертиров подвели к будущему брустверу, где неторопливо работал лопатой солдат без майки — неопределенного возраста, загоревший до черноты и жилистый как бегун-марафонец.

— Принимай пополнение, — сказал один из конвоиров.

— Ага, — кивнул бегун и, бегло осмотрев Табаса и Ибара, спросил: — Лопаты есть?

— Нет, — ответил за двоих Ибар.

— Значит, ищите, — вольный махнул рукой на восток, вдоль течения реки. — Полный профиль. Отсюда и до отбоя. Приступайте.

Конвоиры развернулись и ушли.

— Меня Ари зовут. А вас?

Дезертиры представились.

— Очень приятно, — дружелюбие было слишком уж показным для того, чтобы ему верить. — У вас вода есть? Дайте попить, а? Только сильно флягой не свети, а то чайки налетят… — он опасливо оглядел сослуживцев, ковырявших плотную и влажную глинистую землю.

Копать Табас умел — благо, уже успел поучаствовать в возведении целых трёх оборонительных линий, ныне взятых противником и оставленных. После первых часов практически непрерывной напряженной монотонной работы мышцы ужасно заныли и, казалось, были готовы надорваться. Очень хотелось пить и есть, и если первую проблему Табас и Ибар решили, осторожно спустившись к реке и набрав воды в свои старые жестяные фляги, то с едой дело обстояло намного хуже: к полуночи стало понятно, что кормить Вольных никто не собирался. Пришлось ложиться спать с урчащим животом, напившись воды так, что она едва не выливалась обратно, дабы обмануть желудок. Ополченцы постоянно приводили новых бойцов — высохших от жажды, оборванных, заросших щетиной, раненых. На их фоне даже помятый после сна Табас выглядел молодцевато и подтянуто.

Новоприбывших тут же обступали со всех сторон, образовывался стихийный перекур, во время которого наёмники обменивались информацией о том, что творилось на фронтах.

— …Когда пришел приказ отступать, мы удивились все. Вроде как в наступление собирались, — рассказывал худой и высокий как жердь солдат с красными от недосыпа глазами. Его батальон располагался в нескольких десятках километров от подразделения Табаса — на левом фланге, который почти не затронула песчаная буря, ставшая для армии Дома Адмет роковой. — Ну, поудивлялись — и ладно. Собрались, снялись с места, построились в колонну, выставили охранение и пошли. Топаем, значит, по лесам и видим впереди небольшой перекрёсток. Там две просёлочные дороги в одну сливаются и на север идёт уже одна… Ну так вот, идём и видим, что по другой дороге с юга тоже кто-то движется. Колонна какая-то. А мы задолбались за время перехода, охренели все от жары, пылью надышались — спим на ходу. И мы, и командиры. Ну вот значит, в аккурат возле перекрестка мы с той колонной и сталкиваемся. Я тогда ещё подумал: как нам с ними разойтись, дорога-то узкая, кто-то уступить должен.

И тут слышу — говорят странно как-то. Глаза поднимаю, а не видно ни хрена: как в тумане всё, и понимаю, что колонна та — дикарская. Те тоже, видно, задолбались в доску, стоят, дышат тяжело, на нас ноль внимания. Ну, почти все. Кто-то, я видел, тоже всё понял и на нас смотрит волком, не понимает, что ему делать. Я даже испугаться не успел, как заорал кто-то. Наш — не наш, хрен разберёшь уже. Я за автомат схватился, на землю рухнул и давай по ним херачить очередями. Магазин — за три секунды. Орал как резаный. Те тоже на землю попадали и по нам… Потом рукопашная… — солдат затряс головой, склоняя лицо всё ниже к земле, будто отказываясь вспоминать. — Короче, нас человек двести, да их чуть ли не вдвое больше. Еле уцелел. Как — сам не пойму до сих пор. Вон, видишь? — солдат указал на висевшую у него на поясе пехотную лопатку с зарубками на черенке. Большинство из них потемнели от времени и сравнялись в цвете с остальным деревом — серо-коричневым, засаленным, но штук пять были свежими и яркими. — Лично бошки снёс, — с гордостью заявил солдат и, жадно напившись речной воды, принялся копать.

Картина складывалась удручающая. Ни о каком контрнаступлении не могло быть и речи. Правый фланг Дома Адмет почти весь перемолот — лишь немногим удалось выйти из окружения. На левом было поспокойнее, но и там людям пришлось туго. Территория за рекой превратилась в слоёный пирог — свои, чужие, снова свои — солдаты обеих армий смешались. Видимо, дикари сами не ожидали подобного успеха и наступали как попало, в противном случае, из-за реки никто не вернулся бы.