Юрий Силоч - Железный замок

— Ну хватит! — буркнул Айтер. — Справился же. Всё нормально, — он присел рядом с бойцом и сказал тихо, стараясь, чтобы его никто не услышал. — Всё в порядке. Ты же был со мной с самого начала. Здесь — то же самое. Они — враги. Не раскисай, приятель, ты же один из лучших!

— Нем! — на весь город заорал Прут, в три прыжка оказавшийся у дверей в дом. — Не-ем! — его голос рокотал внутри. — Ты где, приятель?

Табас зачем-то поспешил за ним, не обратив внимания, что никто, кроме них двоих, в дом не вошёл. Миновав террасу, короткий коридор и гостиную, в которой всё было покрыто пылью, Табас вошёл в комнату, которая выходила окнами на северо-восток — как раз оттуда гнали отряд дикари, и оттуда же их расстреляли, зайдя с тыла. Возле окна в луже крови, впитывавшейся в ковёр, бывший когда-то белым, лежал Нем. Рядом с ним валялась упаковка от перевязочного пакета, который он засунул себе в штаны. Лицо мёртвого бойца было серым, обескровленным. Черты лица страшно заострились, глаза блестели, мёртвые руки сжимали автомат. Было непривычно видеть этого жизнерадостного здоровяка таким съёжившимся и бледным.

— Твою мать… — Прут сжал зубы до хруста и ударил кулаком в стену так, что дом содрогнулся. — Ну твою же мать! — ещё один удар, сильнее предыдущего, Табас заметил, что кожа на костяшках пальцев здоровяка сбилась, и они теперь влажно блестели, окрашенные светлым оттенком красного.

— Пошли! — замотанная грязными бинтами голова Ибара показалась в разбитом окне. — Время!

Прут кивнул, осунувшись и опуская кулак, с которого на ковёр, пропитанный кровью Нема, падала его кровь.

— Все мы тут сдохнем, — процедил он сквозь зубы. — Шло бы оно всё нахер…

— Вы идёте? — нетерпеливо крикнул Ибар, и Табас услышал вместе с его голосом какой-то непонятный писк. Молодой наёмник поспешил покинуть дом и, выйдя на крыльцо, увидел, что Хутта и Рыба вдвоём держат раненого в живот и ногу дикарёныша — совсем маленького. Над ним нависал Айтер.

— Где остальные? А? Есть в городе кто-то ещё? Отвечай! — он задавал вопрос и тыкал длинным стволом автомата в простреленную в двух местах ногу мальчишки. Тот кривился, сверкал пронзительно-голубыми глазами, кряхтел, но не издавал ни звука, лишь смотрел с ненавистью и желанием вцепиться северянину в глотку.

— Оставь его, Айтер! — сказал Ибар, забивавший патроны в магазин. — Ничего ты от него не добьёшься. Это ж дикари. Прирежь — и дело с концом.

Наниматель обернулся, подняв бровь, — наверное, он думал, что Ибар просто давит на мальчишку с целью разговорить, но наёмник показал, что не намерен играть в игры:

— Что? Я серьёзно. Режь, он ничего не скажет.

Айтер посмотрел на пленника, достал нож, приставил острие к шее, примерился…

— Нет, не могу, — сказал он, наконец, пряча глаза от взгляда дикаря. — В бою это одно, а так…

Ибар скривился.

— Опять никто не хочет марать ручки…

— Я смогу, — глухо сказал Прут, стоявший за спиной Табаса. Юноша обернулся и увидел, что смуглое перепачканное пылью лицо здоровяка было перекошено от ярости. Он сбежал с крыльца, подошёл к Айтеру, резким движением отобрал у него клинок и склонился над дикарёнышем.

— Смотришь?.. Ну, смотри, пока можешь, сучёныш, — презрительно выплюнул он и резким движением вонзил длинный гвардейский нож мальчишке прямо в горло. Тот захрипел, кровь фонтаном брызнула из проколотой артерии, а Прут с наслаждением несколько раз провернул нож в ране перед тем, как его вытащить. Он явно получал удовольствие от того, что его жертва ещё могла мучиться.

Табас равнодушно смотрел на происходящее, вспоминая свой недавний безумный забег. Действие жвачки начало понемногу проходить.

Хутту снова скрутило — он упал на карачки и пополз в сторону, выблёвывая выпитую им только что воду.

— Молодец, — ухмыльнулся Ибар, глядя на Прута. — Ты всё сделал правильно. Только так с ними и надо. Только так и выигрываются войны.

Обожжённый наёмник со щелчком вставлял в магазин коричневые патроны, масляно блестевшие в солнечном свете. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Ещё чья-то смерть заняла своё место.

— Нема надо похоронить… — сказал Прут, отдавая Айтеру нож, вымазанный в ярко-красной вязкой крови, блестевшей на солнце. Тот принял оружие с брезгливостью и, не придумав ничего лучше, вытер о штаны, бывшие некогда белыми.

— Соберите рюкзаки! — Ибар вставил новый магазин, передёрнул затвор и поставил автомат на предохранитель. — Скоро у нас будет пир горой, — обожжённый поднял оружие и спросил неожиданно: — У кого есть зажигалка?

Айтер протянул ему плоскую металлическую коробочку.

Двумя короткими движениями Ибар сорвал с заброшенных грядок сухую ботву и отнёс её в дом. Когда наёмник вернулся, следом за ним из дверей повалил густой дым.

— Вот вам и похороны, — глаза Ибара заблестели. — Пошли! Город наш.

Высушенный солнцем дом весело трещал за их спинами, когда они ступили на центральную улицу затаившегося города. Перемазанные кровью — своей и чужой, измотанные, голодные, желавшие отомстить за смерть товарища. Табас, отошедший от действия наркотика, понял, что вся его одежда в крови дикаря, которого он не так давно порезал на ремни. Этот запах — сладкий, металлический — был отвратителен, но в то же время опьянял и взвинчивал. Юноша занервничал, его чувства обострились, а движения стали дёргаными.

Ибар вышиб калитку одного из обжитых дикарями домов.

— Тут кто-то есть? — спросил его Айтер.

— Конечно, — кивнул Ибар.

— Откуда ты знаешь?

— А ты не чуешь вонь? — хохотнул наёмник в ответ.

Во дворе были разбросаны садовые инструменты — лопаты, мотыги, вёдра. Посреди всего этого валялась грубо сшитая из мешковины кукла с пуговицами вместо глаз.

— Прут! Сарай! — скомандовал Ибар, и окровавленный здоровяк потрусил в сторону приземистого здания, выкрашенного облупившейся красной краской.

— Рыба, давай в дом! Хутта, прикрой спину. Особое внимание на подвалы! Вход может быть под ковром, — бойцы убежали, Хутта, вроде, пришёл в норму, только слегка покачивался при беге да был бледен больше обычного.

— Пусто! — разочарованно крикнул Прут, высунувшись из сарая. — Пусто там. Хлам только. Ни еды, ни дикарей.

— Подождём, — ответил Ибар, и тут же, словно отозвавшись на его слова, в доме раздался громкий женский визг.

К нему присоединился Рыба, чей голос никогда до этого не был таким довольным:

— Нашёл! Нашёл! — и спустя несколько секунд, заполненных топотом и глухими звуками ударов, на улицу выкатились две женщины — молодая и старуха, а следом трое детей — один меньше другого. Пол их было трудно определить из-за одинаково короткой стрижки. Младшие ревели, а старший — было понятно, что это мальчик, из-за волчьего взгляда и угловатой фигуры, — насупившись, смотрел по сторонам, стараясь не показывать испуга.