Олег Верещагин - Не время для одиночек

Коль, я отсыпаюсь дома. На кухне, внизу, есть завтрак, только он холодный, конечно. После обеда буду в спорткомплексе сеттельмента. Да! Звонил твой тёзка. Злой, но не на тебя, что странно. Просил найти его, когда проснёшься. Увидимся!

Целую. Пока.

П.С.: прости, что вела себя, как дура.

— Пока, — согласился Колька. И понял, что вставать-то надо всё равно…

…Насчёт пустоты он немного ошибся. В зале — на диване — кто-то спал, накрыв верхнюю часть себя мотоциклетной курткой. Колька не стал выяснять — кто, а сразу отправился на кухню, потому что чувствовал теперь, как ему хочется есть.

Завтрак в самом деле давно остыл. Поглощая его, Колька размышлял, где может быть Райко? В отряде? Тогда он не просил бы "найти". Может, где-то на станциях… или тоже в спорткомплексе? Поглядим…

Доев, он сунул в мойку тарелку с остатками салата, стакан и блюдце — и отправился наверх. Одеваться.

Человек на диване по-прежнему спал.

6.

На станциях Райко не было, но Колька там задержался — посмотреть модели шагающих платформ, над которыми работали юные конструкторы, предполагаю выдвинуть их на соискание премии в будущем году. Это отняло неожиданно много времени. Колька поймал себя на том, что стоит и фантазирует — как было бы здорово на такой платформе отправиться в странствие по заморским лесам. Он сам себе удивился, когда понял, о чём думает — отошёл, покачивая головой. Но картина того, как могучий шагоход движется над зелёным морем, а он, Колька, стоит у перил и смотрит — глупо, да? — вдаль — ещё долго ему представлялась.

Потом ещё — словно по наитию! — он заглянул в книжный магазин и обнаружил там последние альбомы репродукций художников Англо-Саксонской Империи. Пошарив по карманам, купил один — посвящённый Нуменору — и не меньше получаса провёл на седле "харлея", рассматривая потрясающие стереоскопические репродукции: "Юный фей отбирает гончих для своей стаи", "Морские короли", "В развалинах королевского дворца", "Реставраторы в Арменелосе", "Великая волна", "Наша экспедиция на вершине Менельтармы" и другие. Колька представил себе такой же альбом, но со своимикартинами — давняя мечта! — и смущённо улыбнулся. Нет, пожалуй, это ему не светит… Художников, в том числе — хороших — не так уж мало. А знаменитымстать помогает какой-то внешний фактор. Знаменитыми становятся те, кто открывает что-то новое в искусстве. На самом деле новое. А что может открыть нового он? Да ничего…Ну да, он хорошо рисует. И что? "Смотри выше", как говорится…

Колька вздохнул и, бережно убрав альбом в сумку, неспешно покатил по направлению к спорткомплексу. Но внезапно — может быть, даже для самого себя! — остановился около центрального почтамта. Решительно, почти бегом, вошёл в здание, приткнулся к стойке, придвинул к себе решительно лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и вывел первые слова —

Здравствуйте.

Прошу не удивляться моему письму…

…Колька писал долго, использовав целиком с обеих сторон три листа и кусочек четвёртого — и вызвав уже несколько заинтересованных взглядов из-за стоек. Потом, резко выдохнув, купил конверт авиапочты и марки, решительно — даже с какой-то нервной решительностью, словно старался побыстрей сделать то, что делал — запечатал письмо, надписал его коротко, ровными печатными буквами —

Русская Империя

Великий Новгород

Министерство Природопользования

— и бросил конверт в синий ящик. Постоял несколько секунд, глядя прямо перед собой остановившимися глазами, потом стремительно, не оглядываясь, вышел наружу, он снова сел в седло — и на этот раз дал полный газ мотоциклу.

Спорткомплекс в Верном был построен довольно давно — на границе имперского сеттельмента — и был открыт для всех. А потому и не пустовал практически никогда. Вот и сейчас на каменных кубах, ограждавших подъезд, сидела целая компания, явно вернувшаяся к началу учебного года из турпохода — ноги на рюкзаках, все дружно горланят под гитару:

Голоса девчонок зашлись в оперном "а-а, а-а, а-а-а…", пока мальчишки поддерживали дружно "бум бум бум бум…"

Колька оставил мотоцикл возле них и зашагал в спорткомплекс. Как назло, никого из "Охотников" не попадалось, а остальные на все вопросы о Кольке Райко пожимали плечами или говорили, что не видели. Колька уже начал думать, что зря зашёл сюда, а не в отряд — но тут его окликнули, и подбежавший мальчишка из звена "Стальных Волков" спросил:

— Кольку ищешь?

— Ну да…

— Не ищи. Он в Сазоновке с утра. Вечером только будет.

— Здрааааась! — Колька даже поклонился. — А на кой чёрт он меня тогда искал?!

— Да искал, искал… Я, собственно, тебя тоже ищу, по его поручению. Пока ты спал, тут интересные вещи твориться начали. Во-первых, только что стреляли в президента…

— Что?! — Колька даже поперхнулся. — Он жив?!

— Жив, жив, охрана сработала, а вот задержать никого не удалось — стрелявший ампулу с ядом раскусил… А во-вторых — пытались поджечь нашу столовку. Неудачно, но убытки есть.

— Да, пошли дела… — Колька озадаченно потёр лоб. — Ничего я что-то не понимаю… Ладно! Что ещё? Или всё?

— Драчка ночью намечается. Не просто драчка, как бы побоище. За городом, на старом аэродроме.

— Что за драчка? — деловито спросил Колька.

— Окраина на окраину, какие-то старые дела неожиданно всплыли. Нас попросила полиция — помочь в охране общественного порядка. А тебя Колька, ну, Райко, попросил подежурить на радиостанции. Там больше никого не будет, только ты и Элли Харзина. Она сейчас туда, к тебе, подойдёт.

— А я её тут ищу… Ой, тогда я поехал, — заторопился Колька, но задержался: — Слушай… ты случайно не знаешь, кто у меня там дома спит на диване?

"Волк" пожал плечами.

В городе ощущалась нервозность, тут и там попадались патрули — а ведь ещё по дороге сюда их не было! — и Колька, трижды остановившись для предъявления документов, плюнул и вырулил на околицу. Путь до дома там, через южную окраину Верного, был вдвое дальше по километражу, но, похоже, по времени обойдётся быстрей.

Однако, и тут дорога оказалась перекрыта — Колька напоролся на казачий разъезд почти сразу, как выехал на кольцевую. Казаки долго и нудно расспрашивали его, потом куда-то обращались по рации… От такого дела он окончательно осатанел и сразу после расставания с казаками за какие-то секунды набрал сто пятьдесят, шипя под нос ругательства и проклятья всему казачьему роду, которому, как известно — вот уж точно! — нет переводу.