Антон Корнилов - Пастухи чудовищ

Ну а после того случая все пошло тихо-мирно. И вот теперь, в самом конце рейса, подъезжая уже с грузом к родному Заволжску, Буров, расслабившийся и уверовавший, что за эти последние два часа ничего дурного с ним не произойдет, решил малость подкрепиться. Чтобы уж с совсем распрекрасным настроением на базу въехать. И свернул к неприметному придорожному шалманчику, у которого никогда раньше не останавливался.

Уже вкатывая во двор шалманчика, понял Буров, что не стоило этого делать, надо было потерпеть пару часов… Во дворе стояли две машины, два забрызганных грязью стареньких японских джипа. И компания, кучковавшаяся у этих джипов, вида оказалась самого нехорошего.

Моментально Бурова хлестнуло мыслью: резко уйти в разворот и дать по газам. Только тут же откуда-то из живота ледяным фонтанчиком вспухла мысль следующая: если он выкинет такой финт, компания сразу попрыгает в свои джипы и устремится в погоню. У них, бандосов, повадки псиные – если кто-то бежит, значит, надо непременно догнать.

Оставалось лишь одно. Припарковаться во дворе и, не выказывая беспокойства, проследовать в шалманчик. Создать то есть видимость, что фура у него пустая, поэтому и бояться ему нечего. Даст бог, поленятся проверить…

И тут стрелок посмотрел на Бурова, усмехнулся и проговорил:

– Да не трясись ты… Пойдем, в самом деле, что ли, закусим.

Как будто прочитал, о чем Буров в тот момент подумал. Хотя тут и любой бы догадался – вряд ли, глядя на побледневшую физиономию Бурова, можно было предположить, что он вдруг принялся размышлять о смысле земного своего существования или, допустим, припоминать подробности встречи с одной из гостиничных «подруг».

Они пошагали в шалманчик. Буров, следуя своему плану, скривил лицо, пытаясь изобразить беззаботную улыбку. А длинноволосый стрелок, проходя мимо настороженно и хищно подобравшихся бандосов, окинул их легким, ничего не выражающим взглядом. Как будто смотрел не на людей, живых и опасных, а на груду неодушевленных предметов. Мебель, скажем, кучей сваленную.

Усевшись за столик (в тесноватом зале шалманчика, кстати, не было ни одного посетителя), Буров преувеличенно спокойным голосом попросил у громилы-шалманщика, безразлично возвышавшегося за стойкой, чего-нибудь на скорую руку.

– Зачем «на скорую»?.. – поднял брови стрелок. – Давай-ка, любезный, нам для начала первое. Что у тебя на первое? Борщ? Сойдет! На второе? Котлет не надо, черт знает, из чего ты их накрутил. И шашлык тоже не надо, факт. А вот яичницу с салом, любезный, пожарь. Мне – из пяти яиц. А тебе? – обратился он к Бурову.

А тому вдруг пришла в голову совершенно неожиданная мысль. «А как его зовут, кстати, этого волосатика? – подумал Буров. – Сколько уж времени вместе, а он мне даже имени своего не сказал… А я почему-то спросить и не догадался…»

– Так сколько?

– Три… из трех яиц, – выдавил из себя Буров, повинуясь настойчивому взгляду безымянного длинноволосого.

– Слышал, любезный? Действуй.

«Любезный», приняв заказ, скрылся на кухне. Тихо хлопнула за ним легкая дверца из обшарпанного фанерного листа.

И тотчас громыхнула дверь другая – входная, металлическая, с глазком на уровне человеческого лица и с бойницей на уровне живота. Вошел один из бандосов – немолодой мужик с изъеденным оспинами лицом, в длинной кожаной куртке, – вошел, огляделся, словно искал кого-то… Взгляд его скользнул по Бурову и стрелку как по пустому месту, не зацепившись. Бандос пожал плечами и вышел.

За стойкой снова появился шалманщик, в руках его был поднос с двумя глубокими тарелками, от которых поднимался пар. Он вознамерился было поставить поднос на стойку, но стрелок позвал его:

– Эй, любезный! Неси все сюда.

«Любезный» удивленно фыркнул, разворачиваясь к стрелку. И Буров увидел, как лицо шалманщика, на котором изначально ясно читалось выражение: «Чё ты сказал?» – вдруг разгладилось, став совершенно пустым. Молча «любезный» составил тарелки на единственный занятый в шалманчике столик. И так же молча удалился за стойку, забрав с собой поднос.

– Яичница! – напомнил ему стрелок.

Шалманщик вздрогнул, словно очнувшись от дремы, и заспешил на кухню.

Стрелок, чинно откушав пару ложек, причмокнул:

– Ничего так… – и поднял глаза на Бурова, который тупо глядел в свою тарелку. – Да ешь, о чем задумался-то?..

А Бурову было совсем не до еды. Во-первых, во дворе стоит фура с грузом. Конечно, дверцы кузова защищают три стальных засова, каждый из которых зафискирован массивным навесным замком… Так все равно же, и самый что ни на есть надежный замок можно вскрыть, если постараться. А во-вторых… вообще непонятно, что происходит.

Вновь бахнула входная дверь. На этот раз бандосов было двое. Давешний, с оспинами на лице, и еще один, невысокий, в добротном пуховике, примечательный тем, что вместо правого уха у него торчали какие-то коротенькие багровые лоскутки. Этот одноухий держался очень уверенно. Войдя последним, он с видимым раздражением толкнул в спину впереди идущего собрата по ремеслу, чтобы тот пошевеливался быстрее. Бандос с оспинами чуть не упал.

– Ну? – коротко и зло осведомился одноухий.

Бандос в кожанке потоптался на месте, оборачиваясь вокруг своей оси, развел руками и растерянно проговорил:

– Сам же видишь…

– Проверь везде, – приказал одноухий.

Бандос торопливым шагом направился к низкой двери, за которой, судя по уловимому аж с самого порога запаху, располагалось отхожее место. А одноухий тем временем призывно гаркнул:

– Хома!

Из кухни выбежал шалманщик, вытирая на ходу руки о фартук, из-за обилия разноцветных пятен напоминавший географическую карту.

– Где они? – спросил одноухий.

– Кто? – округлил глаза шалманщик.

– Как «кто»? Эти… Которые вошли – где?

Бандос в кожанке выбрался из туалета и рысцой просеменил за спиной у шалманщика на кухню.

– Никто не входил, ты чего… – покрутил головой Хома.

– Что значит «никто не входил»? – зловеще понизил голос одноухий, медленно и пружинисто идя к стойке. – Что значит «никто не входил»?!

Шалманщик Хома попятился. И наткнулся спиной на вышедшего из кухни бандоса в кожанке, который сообщил одноухому:

– На кухне тоже никого…

Стрелок с аппетитом ел борщ. Буров, даже не обмакнувший своей ложки, сидел, прилипнув задницей к стулу, пялясь то на спокойного длинноволосого, то на бандосов. К этому времени две вещи кое-как втиснулись в его сознание: бандосы, находящиеся на расстоянии в несколько шагов от них, в упор их не видят, и виной этому странному явлению, скорее всего, его длинноволосый сопровождающий.

Одноухий приблизился к стойке, мазнул пальцем по подносу и предъявил тот палец, с которого капнула розоватая влага, шалманщику.