Сухих Анатолий - Текст ухватил себя за хвост

Все эти факты говорят скорее о наличии, чем об отсутствии. Даже если наша крыша – небо голубое, это тоже весьма показательно и о многом говорит тому, кто понимает. Вы же понимаете. Я тоже, иногда.

Не очень, если уж быть с собой честным, часто. Но это не так страшно, как кажется. На первый взгляд. На второй тоже не так уж и страшно, но возможны дефиниции. Если бы еще знать, что такое дефиниции, и чем они нам грозят. И чем они грозят крыше.

Все эти мышки-норушки и зайчики-побегайчики всегда стремятся под крышу, колобок – наоборот. Именно поэтому путь колобка хоть и яркий, но короткий. Да и что он видит, колобок этот – верх-низ, верх-низ, верх-низ. Головка закружится.

А у него, у пресловутого колобка, ничего другого и нет. Очень собирательный образ. По амбарам и сусекам собирательный. Яркий и выразительный. Это, опять же для тех, кто понимает.

– Как ты мне надоел. Ведь сразу было очевидно, что дело не в железках. Не та контора. Не будут они спекуляцию крутить, наверняка сдают какое-нибудь ноу-хау, без них самих мы вообще ничего не получим.

– Предлагаешь потрясти?

– Ты идиот, да? Допрос партизана желаешь устроить? Чего добьёшься то? Срубишь раз капусты по-легкому, а потом всю оставшуюся жизнь прятаться? Так и не въехал, куда собрался?

Рюрик виновато потупился, не находя аргументов, а Груздь, всё более распаляясь, перешел на жестикуляцию, тем более и у него аргументов по сути нет. Не срастается схема, которая поначалу такой прозрачной показалась.

Раз грузовики, значит товар, а где товар, там и деньги. Только получается, что товар не в грузовиках, вернее, без грузовиков товара, конечно нет, но и в грузовиках еще не товар, в грузовиках полуфабрикат, заготовка.

Где она становится товаром, и откуда деньги появляются, этого понять пока не возможно, тем более продукт в работе посмотреть не удалось. Да и есть ли продукт? Если есть грузовики, значит, есть и продукт. Только ходы надо делать более продуманные, с наскоку не получилось.

Эту бодягу пора прекращать, а то эти клоуны беды наделают. Цирк еще не приехал, а клоуны уже вовсю чудят, опять без маман не обойдешься, а ей и предъявить нечего.

Разные женщины любят разные времена года. Кто-то любит лето, кто-то весну, зиму, осень. Это зависит от того, на какой сезон в этом году у женщины есть красивые шмотки. Потому что красивые шмотки для женщины гораздо важнее.

Но про красивые шмотки пусть вам женщины и расскажут, я просто люблю разных женщин, которые любят разные времена года. А в шмотках я не понимаю ничего. То есть вообще ничего не понимаю в женских шмотках. В мужских я кое что понимаю, в смысле налазят или не налазят и спадают или не спадают.

Если налазят и не спадают, то это оно да. Но так почему-то бывает очень редко. Поэтому шмотками заведует заведующая по шмоткам, то есть благоверная.

Как она умудряется выбрать те, которые налазят и не спадают, для меня до сих пор тайна великая и непостижимая. Непостижимее даже, чем функция Хевисайда. Впрочем, именно функцией Хевисайда я бы и стал описывать шмотки в своём гардеробе.

Но я отвлёкся от женщин, которых я люблю.

Я люблю благоверную, а больше никаких женщин не люблю, в смысле, ну вы поняли, но если не в этом смысле, то я люблю женщин вовсе не за то, что у них есть красивые шмотки, а за то, что они любят времена года.

А почему они любят эти времена мне, по сути, совсем не важно, потому что я никогда не запоминаю и вообще не воспринимаю, во что женщина одета, главное, чтобы она любила это время года.

Даже школьник знает, что письмо Татьяны к Онегину на самом деле написал Пушкин. Для этого ему понадобилось выработать новый язык, который смог бы отразить тот безгранично более широкий мир, которому мы принадлежим и в котором существуем, не подозревая об этом, поскольку воспринимаем лишь реальный, окружающий нас мир, который на деле не более, чем оболочка, кожа, скрывающая сложный организм.

Еще ему понадобилось выписать эту темпоральную структуру, чтобы опустошение культурных форм, разрушение и исчезновение смысла выразить языковыми средствами, отразить смысл отсутствия смысла.

Сам-то Пушкин этого, разумеется, никак не понимал, но это совершенно не важно, что он понимал на самом деле. В определенном плане язык предыдущей культуры представляется после ее смерти языком иллюзорным, хоть и привычным, но неадекватным новым реалиям.

Так его образы – вполне реальные, хорошо знакомые всему взрослому населению страны элементы сознания и языка. Но проявляют они себя в момент исчезновения, то есть в ситуации максимальной экзистенциальной напряженности, обнажения сути и особых возражений не вызывают из-за своей эпатажной субъективности. Но приходит время переосмысления.

No В характере человека больше изъянов, чем в его уме.

Сё чёрным пребудет и – алаверды?…

в твой сумрачный час, где рукой – до беды,

придёт тишина, как похмелье,

покажется вдруг, что во веки веков

останется всё, что любил – далеко,

и только песчаные мели

вблизи не-кисельных, пустых берегов,

вобравших все сорок твоих – сороков,

застынут в молчании гордом

растерянной, страшной, слепой немоты…

Но в час предрассветный оглянешься ты

на окрик, на шёпот – и горлом

не слёзы подступят уже, но – стихи,

как будто впервые, всерьёз и стихий…

но очень настойчиво…

Слышишь?…

Звенящий, хрустальный, мерцающий звук,

как смех тишины, вырываясь из рук,

взлетает под самые крыши -

твой самый воздушный и сказочный змей

мелькнув, улыбнётся: проснись и… посмей

быть глупым, взволнованным, смелым -

затем, чтобы видеть: случилось – не всё,

что ты нагадал-разгадал…

Значит – сё

не чёрным пребудет, но – белым…

NoЛада Пузыревская

В истории человечества произошло как минимум три события, которые даже, наверное, можно и персонифицировать.

Условно, конечно, персонифицировать, неадекватно. Но объяснить их, в смысле, события, без вмешательства кого-то из вне вряд ли получится, разве что допустить нечто необъяснимое, которое всё равно находится за пределами рационального.

Миллион примерно лет назад дикая тварь из дикого леса слезла с дерева, взяла в руки палку и стала преобразовывать природу. Зачем она это сделала, никому не известно. Или наоборот, кому-нибудь да известно.

Десять примерно тысяч лет назад дикая тварь с палкой, каменным топором, огнём, с прибившимися другими дикими животными, ставшими уже, можно уверенно считать, домашними животными, стала строить пирамиды, писать надписи, сотворять себе кумира.