Олег Марин - Порог резистентности [СИ]

– Зачем пришел? – враждебно спросили из угла.

– Я… – Тимур на мгновение растерялся, но тут же, обрадовавшись, что еще не все потеряно, зачастил: – Я хотел узнать, как ты. И вообще… помочь.

Рада коротко рассмеялась без тени веселья.

– Ты… Хочешь есть? – спросил Тимур. – У меня… Я принес. Вот.

Он вытащил из кармана припрятанный кусочек фуду и, не делая попыток приблизиться, протянул Раде.

Несколько мгновений она настороженно сверкала глазом, потом метнулась стремительно, точно атакующая змея, схватила кусок с ладони и опять забилась в свой угол.

– Ну вот, – с облегчением произнес Тимур. – Все хорошо. То есть… Я понимаю, что не совсем хорошо, но… Нужно только немного потерпеть и… То есть, я хотел сказать…

Он окончательно запутался и замолчал. Сердце ныло от жалости. В углу жрали – с чавканьем, хлюпаньем и присвистом. Не надо было приходить, мелькнула трусливая мысль. Пусть бы госпожа Алинтас осталась для тебя частью прежней жизни – прекрасной и недостижимой. А что ты будешь делать с этим зверенышем? Да и что вообще ты собираешься делать? Таблетки рано или поздно закончатся, а с ними и отведенный тебе на этой планете срок.

– Э-э-э… я хотел…

– Нет. Уходи.

– Я не в том смысле.

Рада наконец-то вылезла из своего убежища и теперь стояла в двух шагах от него, глядя прямо в лицо. Одной рукой она держала ворот рубахи – застежка была выдрана с мясом – другой непрерывно почесывалась то в одном месте, то в другом, похоже, не замечая этого.

– Тебя били? – глупо спросил Тимур.

Он чувствовал себя вызывающе здоровым, сытым и благополучным на ее фоне. Даже несмотря на ноющие мышцы и аллергию. Еще час назад казалось, что его нынешнее существование – крайняя степень безнадеги и ужаса. Но то, во что превратилась Рада…

– Не надо меня жалеть, – будто подслушав его мысли, отозвалась она и машинально коснулась подбитого глаза.

По когда-то красивому лицу пробежала тень, тонкие бескровные губы скривились.

– Знаешь, я часто вспоминаю свое детство. Нет, ты не думай, что у нас было так же… Просто в чем-то эта жизнь очень похожа. Никаких технологий, все просто – еда, работа, сон, секс… Жизнь и смерть в чистом виде, без прикрас и финтифлюшек. Примитивизм, только извращенный бессмысленностью и насилием.

– Ч-что?

– Неважно, – отмахнулась Рада и присела на корточки у стены. – Значит, у тебя все хорошо?

– Да не то чтобы… Но, в целом…

Она слабо улыбнулась и кивнула:

– Садись. Не бойся, Сельма говорит, что я не заразная, потому что у вас всех иммунитет. Да и у меня уже все прошло, но так даже лучше. Вызывает отвращение.

– Я постараюсь приходить к тебе чаще. Каждый день. Ты сможешь продержаться еще чуть-чуть?

Рада печально взглянула на него и молча покачала головой.

– Погоди, – быстро заговорил Тимур. – Все не так безнадежно, поверь! Помнишь, на корабле, ты сказала, что не сдашься? Ты говорила, что будешь сильной и обязательно сбежишь! Но там это было невозможно, а здесь…

– А здесь – тем более, – перебила его Рада. – Сельма, она главная тут… Сначала она много разговаривала со мной. Надеялась, что… В общем, выхода с каторги нет.

– Да, я знаю, что все так считают, но…

– Я не смогу долго ломать эту комедию, с заразой, – не слушая его, продолжала Рада. – Да и есть хочется. А просто так никто не будет меня кормить. Плохо, что ты пришел. Если бы не твоя еда, мне пришлось бы уже завтра решать, а так… Ты дал мне еще несколько дней.

Она замолчала, глядя в пол. Но тут же встрепенулась – за перегородками из шкур послышались шаги. Рада бросилась в свой угол, зарылась в тряпки.

Занавеска отдернулась.

– Время, – лаконично произнесла коротышка.

Тимур поднялся. В углу опять шумно чесались.

– Тебе понравилось? – с нескрываемым сарказмом поинтересовалась она по пути к выходу.

– Да, вполне, – пробормотал Тимур, уставившись в напряженную спину маленькой женщины. – Постой! Это ты Сельма?

– Нет.

– Как тебя зовут?

– Стерва.

– А человеческое имя?

– Зачем тебе? – нахмурилась она и добавила гордо: – Я сосульку ела, поэтому мужчин не обслуживаю. Мое дело следить за порядком в женском блоке, чтобы девочек не обижали, чтобы они были сыты и здоровы.

Ага. И бить их, чтобы послушно ложились под разных ублюдков. Хорошо устроилась.

– Так я и не претендую, – поднял руки Ларин. – Я – Тимур. Тим. А как тебя звали дома? На Земле.

– Разве тебе не сказали, что здесь не вспоминают о прошлом?

– Сказали. Только называть красивую женщину стервой не в моих правилах.

– Малгожата, – сказала она и вдруг покраснела. – Можно Мага.

Минуту назад ему хотелось схватить Стерву за шею, припереть к стенке и прорычать в лицо: "Еще раз тронешь Раду, убью". Проделать такое с Малгожатой было невозможно. Тимур взял ее за руку. Женщина вздрогнула.

– Мага, сделай так, чтобы Рада продержалась. Не заставляй ее выходить к другим мужчинам.

Она удивленно смотрела на него снизу вверх.

– Мы и так кормили ее даром целую неделю. Другим девочкам приходилось работать за нее. Разве это справедливо?

– Нет. Несправедливо, что мы вообще тут оказались и вынуждены горбатиться на этих инопланетных тварей. Я не о справедливости тебя прошу, Мага. О милости. Я буду вносить свою долю каждый день. Полпайки, может, чуть больше. Пока это все, что я зарабатываю.

Она вырвала руку:

– Мне нужно поговорить с Сельмой. И… Я ничего не обещаю.

В течение следующих трех недель Тимур мог думать только о еде. Ему снилась куриная лапша, которую виртуозно стругала мама. Она добавляла в золотистый бульон с тончайшими ниточками лапши кусочки куриного мяса и кружок сваренного вкрутую яйца. Сверху присыпала зеленью. А рядом на тарелке исходит паром горка свежих чебуреков, которые обязательно надо есть с острой томатной подливкой с чесноком и уксусом. Надкусываешь, обжигаясь, горячий уголок, и туда в самую мякоть наливаешь ложечку подливки, чтобы мясо пропиталось. А потом вгрызаешься в это истекающее мясным соком, горячее… М-м-м!

Проснувшись, он все еще чувствовал аромат маминой стряпни. Вот ведь странно память устроена. Каких только деликатесов ни перепробовал за свою жизнь журналист Ларин, а снилась простая еда из далекого детства.

Наяву была фуду, которой постоянно не хватало. С вечерней, сухой пайкой было намного проще. Тимур отделял от нее пластинку толщиной с палец, остальное аккуратно убирал в карман. Старался жевать как можно дольше. Пил много воды, в надежде, что фуду разбухнет в желудке и заглушит постоянное чувство голода. Этого хватало на то, чтобы не протянуть ноги.

С утренней баландой из фуду, которую раздавали перед началом рабочего дня, было сложнее. Очень трудно заставить себя остановиться после пары глотков горячей вязкой жижи. Хотелось втянуть ее в себя залпом и вылизать миску. Но после того, как Тимур пару раз бездумно заглотил целиком миску баланды, не оставив ничего для Рады, он выработал новую тактику. Получив свою порцию белковой жижи, сразу же переливал большую часть в карман спецухи. На холоде баланда застывала, и получался вполне приличный кусок. Остатки Тимур разбавлял горячей водой. Получалась питательная белесая водичка – "снегожоркино молоко". А если удавалось разжиться строганиной в обмен на побрякушки из "снегожоркиного уса", которые они со Слоном намастачились делать в свободное время, то день считался и вовсе удачным.