Павел Шумил - КСАПА ХУЛИГАНКА

- Мы вернулись за два дня. Обществу надо пять-шесть дней.

- Люди голодные и слабые. Что будешь делать, сын?

- Я пошлю вперед лучших охотников. Четыре дня, и они принесут мясо.

- Через три, сын.

- Да, через три.

Ксапа ничего не понимает, но ловит каждое слово. И головой вертит. Догадывается, что разговор очень важный.

- Сын, я водил тебя в долину много лет назад.

- Да, отец.

- Знаешь, почему мы живем здесь, а не там?

Мудреныш думает, мы ждем. Ксапа мою руку сжимает, смотрит удивленно.

- Не знаю, отец.

- Долина маленькая. Мы съедим все за год-два.

- Не вести общество в долину?

Мудр долго смотрит в костер.

- Пять дней назад вернулся Головач с охотниками.

- Ты послал его к Заречным.

- Да, я послал его к Заречным. Они не пустили наших охотников на свой берег. Копьями грозили.

Сильно я разгневался! Мудреныш копье сжимает, пальцы побелели. Всегда мирно жили. Сколько их девок у нас, сколько наших у них! Всегда мирно жили.

- Не сердись на них, - говорит Мудр. - У Заречных всегда плохо со зверьем было. Их земля два общества не прокормит. Четыре охотника из Заречных перешли реку и отдали Головачу тушу быка. Но на свои земли охотиться не пускают.

- Все наше зверье за реку ушло! Что нам делать, отец?

- Завтра пойдем к перевалу.

- А через два года - что? Сколько лет надо, чтоб новый лес вырос?

- Когда ее сын, - Мудр указывает на Ксапу, - приведет себе девку, леса вновь будут зеленеть на наших землях.

Я подумал, что плохо нам будет, если у Ксапы дочки пойдут, и чуть не рассмеялся.

- Мы будем посылать самых плохих охотников сюда, - продолжает Мудр. - Пусть ходят вдоль реки, пусть Заречные и Степняки видят, что наши земли не пусты. Иначе они займут их. Нам предстоят тяжелые годы, сын.

- Ты далеко смотришь вперед, отец.

- Теперь расскажи, что это за девка.

Мудреныш рассказывает все, но чуть-чуть не так, как на самом деле. Верного Глаза, что копье бросил, ругает, а про Ксапу плохого слова не говорит. Что копье без спроса взяла и сломала, когда дерево пыталась повалить, сказал, но так, как будто не ночью, а утром, когда мы сообща дерево валили. Получается, будто виновата Ксапа совсем чуть-чуть, по глупости. А то, что с больной ногой оленя наравне с охотниками несла - это само за себя говорит.

- Ты как соловей поешь, - улыбается Мудр. - Я не спрашиваю, откуда у нее синяк на лице. Я не спрашиваю, почему вы ее Хулиганкой зовете. Я спрашиваю, зачем ты ее привел?

- Хочу знать, кто такие чудики, - говорит Мудреныш. - Где живут, куда охотников посылают, как летающую волокушу сделали. Ксапа научится говорить, все нам расскажет.

- А если не захочет рассказать?

- Расскажет. Не мне, так Клыку. Не Клыку, так сыну.

Я обнимаю Ксапу рукой, прижимаю к себе. Вскрикивает от боли, но мою руку не скидывает, а на плечо передвигает. Я вспоминаю, что у нее синяк на ребрах.

- Ты правильно сделал, сын, - говорит Мудр. - Она расскажет.

Моя затевает свой прозрачный шалаш ставить, а не в общем ваме со всеми спать. И хорошо, и плохо. Лучше бы ей сначала со всем нашим родом перезнакомиться, а не сразу в свой... В мой, в смысле, выделяться. С другой стороны, тоже правильно. Незачем тычки да подзатыльники от старших женщин терпеть. Хоть и девка совсем, но старшая в роду. Уважение сразу. Велю Мечталке помочь да любопытных отогнать. А сам - к Мудренышу, на серьезный разговор.

Нехорошо получается. Он уже со своей женщиной лег. Но ко мне сразу выходит.

- Почему? - спрашиваю. - Почему Ксапу мне отдал? Почему себе не взял, если от нее судьба всего общества зависит?

- Ты ее на плече принес. Твоя девка, - говорит. Но глаза отводит. Все так, да не так.

- Тогда почему три полоски хотел, когда она твое копье сломала?

- Послушай, - говорит Мудреныш. - Тебе девка нравится, нет?

Что тут сказать...

- Я ее полдня нес. Радовался. Ноги подгибались, а не тяжело. С голоду умирать буду - последний кусок ей отдам.

- Так чего тебе еще надо? Живи с ней, детей заводи.

Ага... Детей заводи... А через два года голод начнется. Не помрут, так слабыми вырастут. С другой стороны, как удержишься? Не о том думаю!

- Ты ничего просто так не делаешь. Я ее принес, ты долго-долго думал, я видел. И потом - она шаг сделает, ты лоб морщишь. Она в небо посмотрит, ты полчаса в небе птиц считаешь. А когда разозлился на нее - почему мне дал, а Кремню - нет?

- Умный ты парень, Клык. Но временами такой дурак... - с тоской в голосе произносит Мудреныш. - Когда голодной зимой Заречные своих девок и молодых баб к нам привели, ты почему себе не взял? С голода ведь девки помирали. Ворчун себе двух взял. Многие наши взяли.

- С тех пор Ворчуна Ворчуном прозвали, - бормочу я. - Кто я был два года назад? Пацан сопливый. С пустыми руками с охоты приходил...

- Ну да. С добычей по тонкому льду - на тот берег, а потом с пустыми руками - назад. Девки Заречных о тебе до сих пор спрашивают. Ты хоть одну с собой клал?

Хорошо, что темно. Не видно, как щеки горят.

- Мудреныш, ты про дело говори. Я не такой умный, как ты.

- Я про дело и говорю. Если мы с чудиками пересечемся, твоя девка нас всех спасти может. Если захочет. А захочет - погубит, понял? Надо, чтоб не она для нас, а мы для нее своими стали.

Я ничего не понимаю, но запоминаю. Потом подумаю. А Мудреныш продолжает:

- Меня она бояться и слушаться должна. Друг ей нужен, чтоб защищал. Надо, чтоб за защитой к тебе бежала. Ты - добрый. За тобой девки табуном бегают, но ты их боишься. Тебя она полюбит. Но если ждать, пока ты догадаешься ее с собой положить, кто другой точно себе девку заберет. Вот мне и пришлось девку под тебя чуть ли не силой ложить. Тебе же три полоски подавай, других ты боишься.

- Спасибо, Мудреныш, - бормочу я и поднимаюсь.

- Забудь, что я сказал, - говорит он. - И береги Ксапу. Может, я или кто другой на нее наседать будем. Ты защищай и утешай. Я - злой, ты - добрый. Пусть она за защитой к тебе бежит.

Два раза повторил. Что я, совсем глупый, с первого не пойму? Иду назад словно оплеванный. Хорошо, никто не видит, все спят уже. Мудреныш все вперед видит, а я - только то, что под носом.

Шалаш Ксапы изнутри светится. Несильно, но все видно. Лезу внутрь. Ксапа без штанов сидит, мазь в больную ногу втирает. На щеках - мокрые полоски. Мазь вонючая. Пробую чуть-чуть на язык - горькая и жжет. Правильная мазь. Только воняет сильно.

Мечталка несколько шкур приносит. Тепло спать будет. Раздеваюсь, ложусь, шкурами укрываюсь. Ксапа заканчивает в ногу мазь втирать, раздевается, огонек гасит, ко мне под шкуры ныряет. Носом в плечо утыкается. Только я собрался ее взять, расплакалась. Тихонько старается. Пришлось утешать. Решаю, что утром возьму, когда плакать не будет.

Взял, как же! Мечтать не вредно. Утром вокруг нашего шалаша половина общества толпится. Прозрачные стенки руками трогают, на нас пальцами показывают. Моя одежку под шкуры затаскивает, вылезает одетая. Я тоже штаны так натягиваю. Выходим. Половина общества шалаш изучает, другая половина вамы складывает, шкуры увязывает. Мудр Головача с охотниками вперед посылает. В проводники им Фантазера дает.