Aruna Runa - Всё в дыму… [СИ]

Труду – как встарь – не учили: кому эти нужны уроки, когда за пределами школы постоянно идет строительство? Или тушение ЗАДовских зажигалок на уцелевших крышах. Или раскапывание свежих завалов. Зарывание новых воронок. Собирание гуманитарной помощи. Да мало ли где могут пригодиться крепкие детские руки!

Он и сам не раз выводил школьников – почему-то обычно младших – на крыши и учил пользоваться длинными железными щипцами. В воде зажигалки не тухли, поэтому с собой притаскивались мешки с песком. А ведра там стояли уже давно, и некоторые успели проржаветь насквозь. Во время вечерних бомбежек Ди, готовый в любой момент прийти на помощь, наблюдал, как оставленные на продленку дети азартно цапают шипящие и плюющиеся огненными искрами бомбы, с топотом волокут к расставленным повсюду ведрам и погружают в мокнущий под зимним дождем песок.

Потом приезжали военные грузовики, зажигалки выколупывались из ведер, осторожно укладывались в затянутые старинным брезентом кузовы, а песок – в надежде на просушку – ссыпался под навесы и разравнивался граблями.

Иногда вместо грузовиков появлялись древние фургоны с полустертыми надписями "Вперед, ПЕРЕД!", что говорило об их принадлежности к давно запрещенной "Первой Евраравийской Рабочей Единой Демократии". Партию эту когда-то создали в противовес ЗАД, и она много лет билась за власть в Крайме, официально принадлежащем еще Большой земле.

Последние несколько лет Ди учил детей, что ПЕРЕД была партией терророформеров, сторонников крайних мер в очищении окружающего пространства от нежелательных элементов. В народе их прозвали "мойщиками" и "потрошителями" за дикарское обыкновение вспарывать поверженным врагам животы и умываться их кровью.

Однако раньше в учебниках писали, что ПЕРЕД, наоборот, выступала против терророформеров и всякого террора вообще. И что главной ее задачей было противостоять ЗАД, а если понадобится, то и США. Но в ряды партийцев проникли толпы шпионов, и оказалось, что все без исключения программы и действия ПЕРЕД планировались и финансировались врагами.

История постоянно менялась, но несчастной ПЕРЕД пока не удавалось, так сказать, отмыться от чужой крови. Вот и на присланных за зажигалками допотопных фургонах поверх "Вперед, ПЕРЕД!" красовалась разная непотребщина вроде "ПЕРЕД – в ЗАД!" или "Мойку – на кол!".

Сказать по правде, Ди осуждал короткую человеческую память, изворотливость и грубость в выражении мыслей. Но это дело и головная боль родителей – чему учить своих детей.

Домой он возвращался поздно, устало поглощал разогретый одной из личностей донны Лючии ужин и заваливался спать. С тетрадями, рефератами и прочей школьной чепухой разбирался по утрам, перед выходом.

Стерха, поставившего мотоцикл на зиму в какие-то гаражи, Ди не видел с начала холодов. В их прошлую встречу тот посетовал на отсутствие машины, свою нелюбовь к вождению "железных коробков" и пообещал как-нибудь "заглянуть в западную". Ди кивнул, не желая распространяться о своей занятости в школе. Вряд ли Стерх "заглянет" в рабочее время – скорее, это будет вечером, перед авианалетом, а значит – ненадолго.

Обеденного перерыва учителям не полагалось: каждый, у кого случался пустой урок, мог провести его в школьном буфете. Или перехватить пирожков с эрзац-кофе на перемене. Эти резиновые тошнотики, как называли их школьники, и овсяная подделка под кофе заставляли Ди вспоминать о Стерхе с некоторым сожалением. Не стоило ли бросить эту ненужную работу, оставаться свободным?

Но ради чего? Для пары приятственных встреч в неделю и каждодневного бесцельного кружения по городу? Нет, такая свобода Ди изрядно надоела за лето. Однако новая рутина нагоняла еще более тягостную тоску.

Раньше школа была для Ди развлечением, предоставляла возможность последить за людьми, не вмешиваясь в их жизни. На работе он держался отстраненно, а то и высокомерно, в равной степени сторонясь и школьников, и коллег. А домой возвращался с удовольствием, полнясь забавными наблюдениями; делился с папой и мамой увиденным за день; анализировал вместе с ними детали…

Теперь дом умер, умер вместе с родителями, а тело его Ди отдал на растерзание семи личностям донны Лючии. Он и сам чувствовал себя как будто мертвым и снова начал задумываться о том, чтобы принять участие в потрошении какой-нибудь гуманитарной посылки. Рано или поздно плазменный маячок непременно притянет бомбу…

Но в этом случае Ди никогда не узнает о художниках.

Как и все греи, Ди восхищался искусством создания объемных изображений на плоских поверхностях.

Как и все греи, слышал от родителей малопонятную сказку о картине, разворачивающей пространство обратно. Тогда тень станет светом, свет – путем, и по этому пути можно вернуться домой.

Как и все греи, он верил в эту сказку первую половину детства. Ну, или чуть дольше – учитывая его, по словам мамы, романтическую натуру. Позже библиотека Резервации словно оживила наивную мальчишечью мечту: обернуть тень светом, провести линию так, чтобы по ней прошли все, кто дождался.

Но, как и все греи, – кроме легендарного Джонни, конечно, – Ди не смог научиться рисовать.

Скорее всего, их видение этого мира поначалу слишком сильно отличалось от человеческого. Адаптировавшись к новым условиям, греи утратили много важного, приобрели – не меньше, но до сих пор оставалось и такое, что не поддавалось ни одному или почти ни одному из них. Например, живопись.

В книгах писали, что мозг обычного грея задействует в несколько раз больше своих клеток, нежели человеческий, но цифры не произвели на Ди никакого впечатления. Еще там писали, что, оказавшись в земных условиях, греи позволили значительной части своего мозгового потенциала впасть в своеобразную спячку, поскольку выполняемые им функции перестали быть востребованы. Это тоже мало что объяснило.

Родители советовали Ди не заморачиваться ерундой, а просто жить и наслаждаться возможностями, которые дает этот мир. Они ничего не знали о своей настоящей родине, а стоило подступить к ним с вопросами о таинственной картине, начинали переглядываться и натянуто улыбаться.

Разговор заканчивался всегда по одной схеме: папа трепал Ди по голове и отправлялся в кабинет или на кухню, а мама предлагала отведать свежих фруктов или орехового мороженого. Дальше спрашивать было не у кого: тетя Джулия и дядя Юури изо всех сил старались быть максимально правдоподобными в своей похожести на людей, а других греев в Резервации не осталось.

Больше всего на свете Ди хотелось бы пообщаться с легендарным Джонни Греем, но он жил так давно, что и для самих греев превратился в полумифическую фигуру.