Юлия Лукова - Прах земной [СИ]

– Да куда я уеду, – тихо вздохнула я, обернувшись к Екатерине. – А вы не могли бы позвать охрану, чтобы кто-нибудь из них нас в больницу отвёз, а то мне на костылях тяжело ходить, – попросила, вспомнив, что все свободные охранники преимущественно ошиваются во внутреннем дворе, где у них даже свой маленький домик с нужным им оборудованием имеется. А мне туда ковылять всё равно, что Мальке пешком во Владивосток идти.

– Да конечно, Элечка, сейчас я к ним схожу и обо всём быстренько расскажу, – и она, торопясь, убежала.

Говорю же, добрая, отзывчивая женщина, чего её Мальвина так недолюбливает?

– Всё, я собралась, – спустилась с лестницы подруга, с потрёпанной синей сумкой, перекинутой через плечо. – А чё, Медуза ушла уже куда-то? – спросила она, недоверчиво оглядевшись.

– Да, я её попросила, чтобы она кого-нибудь из охраны позвала.

– А, ясно, – понятливо покивав, согласилась девушка. – Ёлки, я с этой водорослью столько раз за сегодняшний день сталкивалась, что думала – точно себе аллергию на морепродукты заработаю! Жаба, как же она меня достала!

– За что ты её так не любишь? – озвучила я свой вопрос, поудобнее перехватив костыли и выйдя на улицу. В лицо тут же подул холодный ветер, попутно растрепав волосы и вызвав толпу мурашек по всему телу.

– А за что её любить? За то, что в рот ко мне заглядывает, когда я ем, или за то, что как со слабоумной разговаривает? – раздражённо обернулась ко мне Малька, уперев руки в бока.

– Она со всеми так разговаривает, не ты одна особенная, – пытаюсь втолковать ей, но у этой девчонки тонна самомнения! Мне одной эту кучу никогда не разгрести.

– Нет, ты просто не слышала, как эта жаба со мной себя ведёт, когда другие не слышат, – сжав кулаки, зло прошипела черноволосая. – И за спиной она меня вечно обсуждает! Я это всегда по её глазам вижу!

– У тебя самомнение до Марса скоро вырастет, никто тебя не обсуждает. Если на то пошло, то кого-кого, а обсуждать должны меня, больше тем найдётся.

– Тебя она тоже обсуждает! – категорично припечатала Мальвина, едва ли не рыча.

Ну вот, я же говорила, что у неё нездоровая реакция на эту тётку.

– Девочки, вас Ибрагим в больничку отвезёт. Садитесь быстрее в машину, а то простудку заработаете! – спешила к нам Екатерина. Ветер подгонял её в спину, отчего голубые волосы экономки развевались и становились ещё больше похожи на щупальца медузы.

– Конечно-конечно, – сладким голосом пропела подруга, когда женщина проскочила мимо нас в дом. – Выдра кривозубая, все волосы ей когда-нибудь выдеру.

– О, смотри, Ибрагим уже до ворот подъехал, – махнула рукой я, желая отвлечь девушку от опасных мыслей.

– Вижу, – процедила та, глянув в указанную сторону. – Недоумок, не мог, что ли, ближе подъехать?

Сколько не пытайся сбить с Мальвины весь настрой, а почти всегда бесполезно.

Спустившись с лестницы и пройдя ещё около тридцати метров, мы сели в машину – тёмно-красную, наверняка очень дорогую иномарку с тонированными стёклами. Спереди за рулём уже сидел Ибрагим. Он, не реагируя на нас, разглядывал фотографию миловидной, но серьёзной на вид светловолосой девушки в спортивном костюме.

– Заснул, что ли? Элька, пни его, чтоб машину заводил. И печку пусть включит, а то я сейчас задубею от холода, – с повелительными интонациями сказала она мне, голодным волком уставившись на Ибрагима.

Но тот спустя секунду отмер сам и, не сказав ни слова дочке шефа, завёл машину. Со стороны Мальвины послышалось радостно-язвительное:

– Ой, неужели!

Мне в который раз стало стыдно за её поведение. Вот почему ругается со всеми она, а облитой помоями и чужим неодобрением чувствую себя при этом я?

– Слушай, а тебе-то самой зачем в больницу? – вскоре, когда смотреть на медленно проплывающие за окном магазинчики надоело – пробки даже в таком маленьком городе никто не отменял – спросила я.

– Папа попросил его снимки рентгена забрать. Я как раз думала, одной мне в эту вонючую берлогу тащиться, – нелестно обозвала Мальвина больницу. – Или нет. Решила с тобой. Спустилась вниз, а ты там и так уже стояла и на Медузу кричала, что тоже собралась куда-то.

– Я не кричала на неё, – смущённо вставила я, но до Зубакиной в таких случаях слова собеседника доходят хуже, чем до жирафа.

– Кричала. Ты же обычно тише травы шуршишь, а там прям в огнедышащего дракона превратилась! – задумчиво выдала девушка, не обращая внимания на мои вялые попытки доказать обратное. – Кстати, к нам скоро мой братец из армии вернётся, – расстроено пошкребла она обивку переднего пассажирского сиденья.

Насколько я помню из её рассказов, ей старший брат, Пётр, около года назад ушёл отдавать долг Родине. Служить его отправили на границу России в Терскую область, где в то же самое время активизировались боевики. Артём Сергеевич, призналась однажды Мальвина, имея крепкую дружбу с одним влиятельным человеком, не раз предлагал сыну перейти служить в какое-нибудь менее напряжённое место, но тот всегда отказывался.

– А чего ты расстраиваешься вообще?

– Мне придётся освобождать его комнату, – ещё горше сказала она. – От своих вещей.

– Это та комната, которая у тебя как большой платяной шкаф значится? – с опозданием поняла я, вопросительно посмотрев на подругу.

– Да, – горю девушки не было предела, шмотки занимали значительное место в её жизни.

– За брата тоже могла порадоваться, его всё-таки из горячих точек отсылают.

– Смысл за него радоваться, если ему и так там ничего не грозило? – расстроено буркнула Мальвина. – Папа у нас с самого начала подсуетился, так что Петьку за пределы части, считай, никогда не выпускали. Может пару раз на уборку территорий, и то я не уверена.

– Чего он тогда целый год там сидел? Надеялся, что потом когда-нибудь всё же выпустят повоевать? – от фонаря ляпнула я и неожиданно оказалась права.

– Что-то типа того. Этот петух всегда хотел сбежать из дома, воевать мечтал. С отцом у них постоянно тёрки из-за этого были, вот он и не хотел домой возвращаться.

– Хм, ну у вас в семье и страсти бурлят.

– А ты думала, – согласилась Мальвина, и в ту же секунду машина вдруг резко затормозила. Я смогла удержаться на месте, а вот подружка ударилась лбом о спинку переднего сидения. И весь оставшийся путь проклинала Ибрагима, вздумавшего пропустить перебегающую дорогу кошку. Парень на её вопли ничего не отвечал, что только больше злило Зубакину, ненавидящую, когда её игнорируют. От этого она сильнее заводилась и вымещала своё недовольство на окружающих. Вот почему я пулей вылетела из машины, едва Ибрагим заглушил двигатель. Второй вылезла раздражённая Мальвина.

– Пошли? – спросила у неё, разглядывая большое серое здание городской больницы и длинную лестницу, не меньше пятидесяти ступенек, перед парадным входом. Изощрённое издевательство для тех, кто ходит на костылях. А для калясочников вход вообще, по-моему, есть только с обратной стороны. Какие добрые люди его туда запихнули?