Николай Слимпер - Бессмертный

— Но сначала, — продолжил Верон, — нам надо найти и спасти Мару и Костуна.

— Костуна? — удивился Иолай. — Ты все еще хочешь его спасти?

— Он тоже был втянут во все это против воли, как и мы. Я и раньше не желал ему смерти, а теперь, зная, что за всем этим стоит мой отец, я не могу все это так оставить.

Когда-нибудь его комплекс спасителя доведет Верона до беды, если этого уже не случилось. Надеюсь, ему не придет в голову вместо убийства Нероса просто поймать его и сдать властям.

— Это может быть ловушкой, — сказал я.

— Так и есть.

— Ловушкой? — не понял Иолай.

— За нами следили с самого нашего прилета на Кавитан, — напомнил я свои же слова, пусть и единственным доказательствам было мое ощущение. — Как думаешь, кто был тот аноним, что вывел патрульных на Костуна?

— Неужели Нерос? Он так тебе сказал?

— Он не говорил, — покачал я головой, — но это и так понятно. Он контролирует как патрульных, так и повстанцев, так что ему ничего не стоило приказать его людям захватить кого-то из нас, желательно, самых слабых. Он хочет, чтобы мы разделились ради спасения Костуна и Мары. Все сходится.

— Ты это прямо сейчас понял?

— У меня бывает, — усмехнулся я.

— Я ведь говорил, что у тебя удивительно работает мозг? — подал голос Верон. Его настроение все еще было ниже плинтуса, но мысль о том, что Костун и, главное, Мара все еще живы, явно придало ему новых сил и желание сражаться. Однако трудно сражаться с невидимым противником, его нужно еще найти.

— Не помню, — улыбнулся я.

— Ладно, — вновь заговорил Иолай, — с Костуном понятно, его забрал патруль, а Мара, она тоже у них?

— Сомневаюсь, — покачал я головой. — Думаю, она у повстанцев.

— Почему?

— Ну так ж Нерос хочет нас разделить, а если заложники буду в одном месте, это не получится.

Только не ясно, почему он оставил в живым Верона и Иолая? Проснулись отеческие чувства или он решил их использовать в дальнейшем? Он не двусмысленно намекнул, что собирается их всех убить, чтобы причинить мне еще больше страданий, но я знаком со всеми этими Людьми всего несколько дней, и он должен понимать, что их смерть не заставит меня особо горевать. Или не должен? Кто знает, что в голове у психов?

— А, точно! Так значит нам как раз таки разделяться и не нужно.

— Ошибаешься, — сказал Верон. — Есть вероятность, что если мы все пойдем лишь за кем-то одним, второй ему будет без надобности, и он его убьет.

— А ты не можешь этого допустить, — вздохнул Иолай. Спорить с Вероном все равно, что спорить со стеной, и киборг это понимал.

— Не могу. И не допущу.

— Значит, мы все же разделимся? Но ведь именно этого он и добивается.

— Если мы знаем о ловушке, — сказал я, — то это уже никакая не ловушка. Мы будем к ней готовы.

Правда, я не совсем понимал, как можно подготовиться. «Знал бы куда упаду — соломку бы подстелил», — говорит народная молва. А если падать придется в самое пекло? Солома просто сгорит, а за ней и ты сам, так что там понадобится что-нибудь посущественней. Удача нам не помешает.

— Я должен встретиться с отцом, — твердо сказал Верон, — он точно будет либо с Марой, либо с Костуном. Но где?

— Лично я иду за Марой, — сказал я. — На Костуна мне так-то плевать.

— Мне тоже, — подал голос Иолай, — но я буду с Вероном, что бы он ни выбрал.

— Значит, решено, — протянул я.

— Решено, — согласился Верон, — но мы все еще не знаем, где их держат.

— Хм, — задумался я. — Мне кажется, ваш метод добычи информации более чем действенный. Будем ловить на улице участников всей этой канители и допрашивать с пристрастием.

— Звучит как план.

— Только желательно все это проделать до наступления утра. Когда рассветет, скрываться будет сложнее.

— Так чего мы сидим? — воскликнул Иолай. — Вперед!

— Сначала надо запастись оружием.

— А, ну да.

Не то чтобы план был особо хорош, но другого не было. Наша шальная команда вновь распалась, ныне на еще более мелкие части. При этом одни части оказались вынуждены спасать другие. С каждый днем, да что там — с каждым часом дела у нас шли все хуже и хуже.

Ловушка была более чем очевидна, и несмотря на то, что мы о ней знали и вроде как даже были готовы, нам это особо ничего не давало. Если ты знаешь, что следующий шаг заведет тебя в глубокую пещеру с ядовитыми змеями, что ты сделаешь, при условии, что отступать нельзя? Научишься гипнотизировать змей? Оденешь непрокусываемую одежду? Намажешься чем-то, чтобы оттолкнуть змей запахом? А если нет времени? Его всегда не хватает, когда оно нужно. Остается лишь один вариант: самому притвориться змеей.

План выбивания из противников признания был, конечно, действенным, но слишком грязным и оставлял следы. Если оставлять допрашиваемого в живых, он может все рассказать, кто и что у него допытывал, а если убивать, то тела рано или поздно обнаружат, и тогда все станут осторожней. Хотя бои на улицах уже не были столь активными, то там, то тут слышались выстрелы и даже взрывы. Практически все боевые действия перекочевали к границе города, а потому исчезновение одного-двух Людей может привлечь внимание.

Так или иначе, этот вариант был про запас, а пока было решено найти подходящую одежду и замаскироваться. Мне было легче: нацепил красную повязку и готово, Верону и Иолаю нужно было раздобыть свою одежду. Сначала я хотел кого-нибудь вырубить и забрать желаемое, но все же решил, что нужно обождать с насилием, так что платок я раздобыл, просто подойдя к одному из повстанцев и посетовав на то, что попал в передрягу, где потерял отличительный знак. Этим же я объяснил и надетые на мне штаны патрульного, ведь в своих драных ходить как-то не комильфо. Мне поверили.

Я щеголял по улицам города с дурацкой красной повязкой на плече, словно громко горланя: «Эй, правительственные псы! Я здесь! Смотрите, у меня яркая повязка на руке, означающая, что я революционер! Убейте меня, я слишком глуп, чтобы пытаться маскироваться!» Я бродил от одной группы дебилов к другой, пытаясь выяснить, что стало с Марой. Делал я это как можно более непринужденно, так, чтобы поддержать разговор. Нужную компанию я нашел с четвертой попытки.

— Что-то давно не поступало приказов от босса, — сказал один гнусаво, словно у него нос был забит ватой.

— Занят, наверно, — пожал плечами второй, постоянно пребывая в каком-то отрешенном состоянии.

— Это чем же он занят? Что может быть важнее того, что мы делаем?

— А что мы делаем? — спросил второй, словно ему это даже не было интересно, как и вообще все вокруг.

— Как что? Революцию! — ответил с пылом гнусавый.

— А что такое — революция?

— Как что, Философ? Борьба за свободу, — так же уверенно ответил второй.

— А что есть свобода? — продолжал спокойно спрашивать Философ словно в пустоту. Вопросы он задавал правильные, но только не в том месте и не в то время.