Константин Соловьёв - Господин мертвец

Лестничные пролеты оказались узкими и достаточно крутыми. Бетонные ступени были стерты тысячами офицерских и курьерских сапог. Здесь были провода переговорного аппарата, благодаря которым штаб мог связываться с поверхностью, даже задраив все внутренние переборки, были линии освещения и даже собственная система парового отопления. Это не раскисшая солдатская землянка, укрепленная содранными со снарядных ящиков досками, вечно сырая, заплесневелая и выстуженная. Пожалуй, здесь было даже комфортнее, чем в персональном танке-кабинете Бергера. Все сделано на немецкий манер, прочно, надежно и с вниманием к деталям. Дирк видел ошметки грязи на ступенях, табачный пепел, новенькие керосиновые лампы на стенах, но при всем этом подземная крепость хранила тишину, несвойственную обычному штабу, полному гомонящих людей, тревожных трелей телефонных аппаратов и резкого стука телеграфных ключей.

«Висельники» по подсчетам Дирка спустились на добрых десять метров, прежде чем Штейн, прикрывавший его, вдруг замер с пулеметом наизготовку. Дирк собирался было окликнуть его негромко, но в образовавшейся тишине и сам разобрал доносившиеся снизу отзвуки чего-то, напоминающего человеческую речь. И речь не на французском языке. Дирк мог разобрать лишь обрывки отдельных слов. И слов, судя по всему, немецких.

«Неужели какая-то из штурмовых команд опередила нас? – подумал он, и сам же возразил, - Невозможно. Охранение перед штабом было на месте, и проклятый фойрмейстер тоже… Кто бы это ни был, это не наши».

- Спускаемся, - одними губами произнес Дирк, и Штейн торопливо кивнул.

От дна их отделяло всего три лестничных пролета. Здесь, отделенное от поверхности многими слоями стали, бетона и камня, располагалось сердце блиндажа, зал оперативных совещаний. Это сердце качало кровь по траншеям-артериям, двигая тысячи лейкоцитов-пехотинцев, это оно давало жизненные силы функционирующим до сих пор органам обороны. Небольшой тамбур, пропахший крепким сигарным дымом, позволил «Висельникам» остановиться в тени, не выдав своего присутствия. Подкованные стальные сапоги не были созданы для бесшумного передвижения, Дирк каждую секунду ожидал услышать предупреждающих окрик.

Осторожно прислонившись боком к полуоткрытой двери, Дирк в отполированной почти до зеркального блеска пластине замка попытался разглядеть происходящее в зале. Сперва у него это выходило с трудом – несмотря на сильные электрические лампы, заливающие столы, сложно было различить, сколько здесь человек и чем они заняты. Дирк решил, что всего их около десятка. Штабные офицеры, он понял это не по форме – различить в неверном отражении количество галунов вокруг обшлага Вряд ли было возможно – по особенному говору и манере держаться. Штабные офицеры в любой армии выглядят особой кастой. Дирк убедился в том, что между французскими и германскими нет существенной разницы. Собранные, держащиеся с подчеркнутым достоинством, привыкшие больше слушать, чем говорить, они походили на больших строгих цапель, то ли неловких, то ли по-особенному грациозных. Такие офицеры не мокнут в раскисших траншеях, и не поднимают солдат в атаку. От них пахнет табаком, хорошим одеколоном и кофе. Кофе здесь и верно пахло, каким-то французским сортом с мягким ароматом. Дирк подумал о том, что не худо бы пропустить чашечку после того, как господа офицеры окажутся под надежной охраной. Чашечка хорошего кофе – не самая плохая награда для фронтового офицера после денька вроде сегодняшнего. Только потом он вспомнил, что на кофе надеяться бесполезно. Теперь он может разве что вдыхать его запах.

Офицеры стояли, но не навытяжку, и звуков обычной работы штаба тоже не было слышно. Один из них, судя по тону, самый главный, зло и быстро говорил что-то по-французски, как и все пуалю напоминая в такие моменты неисправную печатную машинку с кучей звоночков, стучащую, трещащую и скрипящую. Судя по тому, как требовательно и в то же время пренебрежительно звучал его голос, он что-то выспрашивал, не особо стесняя себя в выражениях. Распекает какого-нибудь из младших офицеров за замаранную карту или незастегнутую пуговицу? Дирк сомневался в том, что у начальника штаба в такой момент может появиться желание заняться воспитательной работой. Пожалуй, узнай командующий реальную ситуацию наверху, не полагаясь на обрывочные сообщения телефонов и курьеров, ту, что видели «Висельники», он просто попросил бы господ офицеров на минутку выйти из штаба. А сам налил стаканчик коньяка, выпил бы его, по-быстрому черканул на обрывке листа короткую записку и засунул ствол револьвера в рот.

Голос смолк и, сменив его, кто-то другой забубнил по-немецки с сильнейшим акцентом, монотонно барабаня согласные и нарушая ударения:

- Отвечайте немедленно, если вам дорога жизнь. Боевая задача, направление основных ударов, местонахождение оставшихся групп. Своим упрямством вы делаете себе лишь хуже.

Только тогда Дирк догадался немного сместиться и тщательно присмотреться. Среди стоящих фигур он заметил одну, сидящую на стуле. Лица и знаков различия было не рассмотреть, но Дирк готов был поклясться, что пленник облачен в обычную пехотную форму, чья потрепанность была заметна даже в таких неудобных для наблюдения условиях. Дирк вздохнул с облегчением, хоть и понимал, что никто в здравом уме не станет держать в плену мертвеца из Чумного Легиона. Мертвые не боятся боли, и выпытывать у них сведения не полезней, чем допрашивать солдатский сапог. Значит, кто-то из уцелевших людей Крамера. Впрочем, пленник вел себя с достоинством. На предложение он ответил ругательством на немецком, недлинным, но слишком изощренным для обычного фронтового переводчика. Но его поняли и так.

Человек с интонациями главного офицера вновь заговорил по-французки, и на этот раз говорил достаточно долго. Судя по его тону, вкрадчивому и ледяному, говорил о каких-то неприятных вещах. Дирку не хотелось ожидать перевода, он и без того догадывался, что может услышать, но для нападения было рано. Поэтому он заставил себя слушать, в то же время осторожно смещаясь так, чтобы обозревать в смутном отражении все помещение. Плохая замена рекогносцировке, но это лучшее, что он мог сейчас предпринять.

- Ты такой же тупой упрямый бош, как и прочие, - забубнил переводчик. Неумело построенные фразы с монотонной артикуляцией в его устах отчего-то звучали еще более зловеще, - Ты полагаешь, мы тут собрались, чтоб поиграть в игру о храбром лазутчике? Ты ошибаешься, бош. И ты расскажешь нам все быстрее, чем сам того ожидаешь. Никто не станет душить тебя ремнем или ломать пальцы. Видишь этого господина? Это le patron du feu [62] (фр.) – «Хозяин огня». . По-вашему это будет «фойрмейстер». Он поможет тебе говорить, бош. Знаешь, что он может сделать? Ты удивишься, узнав, сколько интересных вещей может сделать с человеческим телом огонь. Господин фойрмейстер может посмотреть на тебя, и под твоей кожей вспыхнет пламя. Оно будет выедать тебя изнутри, сжигая подкожный жир и запекая мышцы как бифштекс в духовом шкафу. Ты испытаешь такую боль, что с удовольствием разобьешь себе голову об стену, лишь бы не допустить ее повторения.