Константин Соловьёв - Господин мертвец

- И можете полюбоваться, чем закончилось. Матросы вырезали царскую семью и только каким-то чудом не разнесли всю страну на черепки, как старый горшок. Сжигают церкви, вешают офицеров, устраивают погромы. Вот оно, матросское представление о государстве, можете полюбоваться… Перебить офицеров, обокрасть все, что плохо лежит, и спеть «Интернационал» на руинах! Теперь мы сможем наблюдать это вблизи!

Возбуждение люфтмейстера, подпитанное необходимым количеством алкоголя, бурлило, требуя выхода, как требует отдушины запертый ураган. Но, как собеседник, он все-таки в лучшую сторону отличался от графа фон Мольтке.

- Преувеличиваете, Хаас, - возразил Дирк, больше из чувства противоречия, чем по необходимости, - Большевикам просто повезло.

Люфтмейстер с отвращением взглянул на флягу в собственной руке и закрыл ее.

- Когда же это?

- Когда их вдохновителя и вождя вытащили с того света в восемнадцатом году. Без него все развалилось бы в месяц.

- А, та полоумная старуха с пистолетом? – Хаас не без злорадства усмехнулся, - Как же, помню, читал. Три пули в сердце. Этому старику несказанно повезло, что рядом оказался какой-то мятежный русский тоттмейстер. Должно быть, старик смеялся как безумный. Какой кукиш судьбе, а!

У Дирка было свое представление о том, как ведут себя люди, недавно поднятые тоттмейстером, и смеющихся среди них он не замечал. Но в споре на этот счет с пьяным Хаасом не видел смысла.

- Да, история может выйти интересной, - только и сказал он, больше из вежливости.

- Как бы то ни было, если большевикам удастся дожать остатки роялистов барона Врангеля, а к этому давно идет, возникнет интересный прецедент в мировом праве.

Мертвец в роли главы государства! Смело, а! Только вот такую страну никогда не признают в мире.

- Кто знает? Мертвый правитель – это, конечно, звучит в наше время дико, но есть основания подозревать, что Россия не станет уникальным случаем. Правил же, по слухам, Цезарь еще три года после того, как…

- Опять ваши мертвецкие сказки. Дай вам волю, половину исторических персон объявите мертвецами, - лейтенант Хаас примостил свой тощий зад на стул, но руки его, как и прежде, постоянно перемещались, короткими нервными движениями оправляя мундир, поглаживая флягу и складываясь причудливыми фигурами, - Всех готовы записать в свою мертвую армию! И Джордано Бруно, и Карла Первого, и… как его… забыл. Читал я про Цезаря, благодарю покорно. Вздор это все. Ни за что мертвецу не управлять государством!

- Отчего же нет? – Дирк не смог сдержать усмешки, - Может, это будет единственная страна в мире с благоразумным правителем, не подверженным ненависти, тщеславию и зависти?

- Ну конечно же. Он будет невозмутим как сфинкс и справедлив, словно сам царь Соломон! Только вот подчиняться этот правитель будет своему тоттмейстеру. А что он за птица – никому не известно. Может, заполучив абсолютную власть, он распорядится ей таким образом, что… Вы же знаете этих тоттмейстеров, - Хаас пьяно хихикнул, - Они чертовски любят власть. Прямо-таки упиваются ею. Еще бы, ведь их власть крепче всего на свете. Крепче самой жизни, в конце концов.

- Не забывайтесь, лейтенант, - бросил Дирк. Глаза Хааса несколько раз испуганно моргнули, потом вновь наполнились смыслом, - Оскорблять нашего мейстера, беседуя с его подчиненным – не самая лучшая из ваших затей.

- Прошу прощения. Это… это все Бергер. Его общество пагубно на меня влияет. Сам чувствую себя как покойник. Он, кстати, вам велел приказ передать… Господи, какая у вас всех кислая рожа, когда вы говорите о своем мейстере… И снова простите. Я пьян, а у пьяного мысли рождаются на языке. Знаете… А ведь когда-то я сам хотел… написать прошение. О вступлении…

- Хорошая была мысль. Возможность на многое взглянуть иначе.

Хаас не заметил иронии. Он был настолько рассеян и увлечен своими мыслями, что мог не заметить и тяжелый «Сен-Шамон» [77] (фр. «Saint Chamond») – модель французского танка времен Первой Мировой войны. , въехавший в блиндаж.

- Молодой был, дурак… Хорошо, что не написал. А если бы написал… сам залез бы в самую большую мортиру и приказал бы дернуть за шнур. Ладно, забудьте. Это я, наверно, глупости говорю. Хотел про тоттмейстера во главе государства сказать. Представляете номер? – Хаас засмеялся, отчего его щеки приобрели нездоровый малиновый румянец, - Повелитель мертвецов во главе государства! Государства живых людей. Господи, они что, гонят эту бурду из топлива для аэропланов?.. Изжога ужасная. Не хотите? Простите, Корф, забыл. Паршивая у вас жизнь, у мертвецов, даже стопку не опорожнить… Так о чем я?

- О верховном тоттмейстере.

- Да, конечно. Тоттмейстер, возящийся со своими мертвецами как с куклами, вдруг получает в свои руки необъятную власть. На что же он направит ее? А что если… если ему больше понравится управлять мертвыми, чем живыми?

- Не понял вас, лейтенант.

Этим сухим «лейтенант» Дирк хотел поставить люфтмейстера на место, но тот пропустил намек мимо ушей. Неудивительно. Глядя на его безвольно развалившуюся на грубой тахте фигуру, какую-то скомканную, нелепую, на торчащий воротник и оторванную пуговицу, Дирк испытывал больше сочувствия, чем настоящего раздражения. Правда, и сочувствие это было какое-то стыдливое, болезненное, пачкающее.

«Возможно, он мог бы стать блестящим офицером, - подумал Дирк, отводя взгляд, чтоб не видеть бессмысленных водянистых глаз и нервного дрожания пальцев, - Дослужился бы до хауптмана или даже оберста. Стал бы опорой своего Ордена. И сейчас сидел бы где-нибудь в Бад-Зальцуфлене, облаченный в новенький мундир, в уютном ресторанчике, и пил бы целебную минеральную воду за компанию с симпатичными дамами, рассказывая им поучительные и жутковатые фронтовые истории в принятом среди газет драматически-пасторальном ключе. А вместо этого он сидит в грязном блиндаже в обществе мертвеца и сам выглядит покойником, только покойником жалким и никому не нужным, даже собственной родине».

- Знаете, что бы сделал этот тоттмейстер? – Хаас все не собирался умолкать. Как у многих пьяниц, его лицо быстро меняло выражение недоумения на гримасу убежденной уверенности. К тому же последняя порция выпивки подлила масла в огонь, - Да я вам скажу! Он бы перебил всех, вот что. Именно так, как заведено… Пулеметные команды по проспекту - и фьюить! Или даже газ, так, наверно, проще. Стариков, женщин, детей… А потом воскресил бы их всех. Что? А, у вас принято говорить «поднял»? Да какая разница. Воскресил все миллионы убитых и стал бы настоящим императором мертвой страны. Полным, ха-ха. Таким, которого слушаются все. Представляете, какая б жизнь там была… Мертвые плотники обтесывают бревна. Мертвые кухарки варят супы, которые уже никто не отведает. Мертвые рабочие кладут булыжник на мостовой. Может быть, мертвые дети играют во дворах… И над всем этим щебечут мертвые птички. Вселенский Город Солнца, ей-Богу.