Александр Шапочкин - Хроники игрока. Ортен

А я всё ещё стоял в «оглушении» – самом простом и часто обновляемом эффекте контроля, доступном любому стелс-классу, да и многим другим. И, терзаемый сталью убийцы, мог только видеть сквозь застилающую глаза муть, как воин, замахнувшись, накачивает своё оружие при помощи какого-то особого умения.

«Если бы он мог, он бы для полноты картины ещё мерзко улыбнулся…» – подумал я, приготовившись к невыносимой боли, которая всё-таки не принесёт мне окончательной и бесповоротной смерти.

«На вас наложено заклинание: «Щит вьюги». Получаемый урон снижен на 100 процентов, до превышения порога повреждений в 1000 единиц. Заклинание будет активно в течение 10 минут».

«На вас наложено заклинание: «Освобождение тела и разума». С вас сняты все эффекты контроля».

Меч старого Барона как будто сам прыгнул мне в руки. Здоровья оставалось процентов десять, я ещё успел увидеть сообщение о том, что магический барьер пробит критическим ударом на восемьсот единиц, перед тем как исчез во вспышке белёсого света из-под носа ассасина.

Мы тоже умеем бить в спину и, несмотря на приписываемый всем паладинам комплекс благородства, граничащий с откровенной глупостью, совершенно не гнушаемся подобных забав. Во всяком случае, мы – игроки.

«Внезапная Вспышка» выбросила меня в каскаде стрекочущих молний за спиной у опешившего от такой наглости Альберта Великого. Красивые электрические дуги протянулись от меня к телу воина, тут же перескочив с него на зашипевшего от боли стелсера.

Движения этой парочки сразу стали обрывистыми, скованными, как будто управляющий ими кукловод забился в эпилептическом припадке, пытаясь тем не менее манипулировать своими марионетками, беспорядочно дёргая их за невидимые струны. К тому же одежда и кожа ассасина, звали которого Кенсей, заблестели в зареве пожарищ, на глазах покрываясь изморозью.

Исцелённая мною срединная эльфийка-маг колдовала: бубнила что-то длинное, низкоуровневое, но тем не менее эффективное, делая размашистые пассы, сжимая в правой руке волшебную палочку. Девушка уже успела нахлобучить на голову свою клёвую шляпу, а потому сейчас напоминала не классического мага, а самую настоящую ведьму. От её стройной фигурки к убийце тянулась искрящаяся на солнце, исходящая паром спираль морозного воздуха, насыщенного снежинками и острыми ледяными иглами.

Впрочем, бездействовать, наблюдая за этой, безусловно, красивой ворожбой, мне было некогда. Альберт, преодолевая сковывающие его движения судороги, уже медленно, но верно разворачивался в мою сторону, отводя свой меч для финального удара.

«Прости, приятель, но я не дам тебе этого сделать», – подумал я, нанося воину обидный, но необычайно эффективный в подобных случаях пинок по ягодице, замедляя его разворот, после чего с силой, вкладывая в движение весь свой вес, резко наступил на ближнюю ко мне ко мне ногу.

Кованый сапог рыцарских лат, проскрежетав по стальной юбке-набедреннику, впился зубцами в кольчужную штанину, прямо под колено. Конечность подогнулась, и Альберт упал на землю. Треск ломаемого моим весом сустава и просевшая процентов на пять шкала его жизни требовали вроде бы немедленного вскрика боли или какой-нибудь другой реакции, но управляемый через обычный компьютерный интерфейс воин лишь издал удивлённое: «Как ты?..» А спустя мгновение в него влетело исцеление от одного из хиллеров «Ока Орды».

Я уже понял механику получаемых и наносимых нами повреждений, применяемую в этой то ли игре, ставшей вдруг параллельной цифровой ойкуменой, то ли вообще реальности другого мира, в который мы пришли как незваные гости. Что бы с нами ни случилось, какие бы страшные травмы бы мы ни получили в Ортене, они могут быть исцелены простыми способностями лекарей, ровно до тех пор, пока не противоречат игровой логике и привычной механике «Хроник Ортена».

Эльфа обгорела на пожаре и потеряла зрение. Этот печальный факт обратим, так как ранее, в «Хрониках», огонь всего лишь наносил персонажам периодические повреждения, не оставляя после себя сожженной плоти или жутких ожогов. И уж тем более не существовало даже ничтожно малой вероятности остаться на всю жизнь слепым от случайного попадания раскалённых углей в глаза. Иначе играть в игру, в которой множество персонажей пуляет друг в друга огненными заклинаниями, было бы невозможно.

При падении с опасной высоты герой также получает урон и имеет небольшой шанс сломать себе ногу. Травма, по логике игры, не обездвиживает, причиняя неимоверную боль, как в реальной жизни, а всего лишь делает персонажа хромым, позволяя ему без посторонней помощи добраться до храма или лечебницы. Никак по-другому исцелить повреждённые кости было нельзя – разве что умерев, – ведь возрождался герой абсолютно здоровым.

Сейчас же я проделал это непредусмотренным игрой способом и, видимо, полностью обездвижил Альберта. Система о такой травме как бы не знала, а потому простое исцеление полностью срастило раздробленный моим сапогом коленный сустав.

Я вспомнил, как, только-только попав в игру, я лечил на себе почти сквозные раны, оставленные мне стрелами скелетов-лучников, просто перебинтовывая их. Это было вполне нормально, так как именно таким вот образом, применяя особые предметы, персонаж ранее исцелял совершенно любые стандартные повреждения. Ведь местные бинты – по сути, полоски ткани, с заранее наложенными на них исцеляющими заклинаниями.

При таком подходе к местной медицине вата с зелёнкой или бутылочка йода так и вовсе должны были бы считаться божественными артефактами Декстериуса – местного аналога древнегреческого Асклепия.

Вот только имелась во всём этом одна очень неприятная для нас, попаданцев, штуковина. Жизнь и мана сами по себе не регенерировались ни у одного из игровых классов. Их требовалось пополнять теми или иными способами. А необходимые для исцеления предметы можно просто отобрать – как, например, отнял я оружие у незадачливого пистольера в Графской Гробнице, или как обчистил несколько минут назад «провалившийся» воришка поясной карман одного из «калеченных». К тому же были ещё и те, у кого просто не имелось способов исцелить своё тело, кроме как при помощи подручных средств.

Альберт, вновь обретя возможность ходить, попытался встать на ноги, и в этот момент я наконец применил свой козырь – «Укол Гунгнира», отъевшего маленький кусочек от уже полностью заполненной шкалы «Могущество». На долю секунды мне показалось, что в руках у меня был не меч, которым я, собственно, и нанёс колющий удар, а изящное, почти воздушное копьё, более чем трёхметровой длины, появившееся в то мгновение, когда остриё коснулось спины воина, пробив его насквозь.