Петр Воробьев - Разбой

Он проснулся от собственного барахтанья во сне, заодно разбудив и Рен.

– Что снилось? Опять Ардерик Обезображенный? Всё себя простить не можешь?

– Если б я ему ещё раз вовремя сказал…

– У танов с венедами есть одно очень полезное высказывание, – освещённая рассветной Сунной через панорамное окно Рен приподнялась на локте и посмотрела мужу в лицо. – О сделанном не жалей.

– Я это немного не так слышал. Жизнь надо прожить так, чтоб на смертном одре, жалеть было не о чем.

– Верно смысл не совсем тот же. Кстати, как дела у Ардерика? Он всё на западном берегу?

– Да, и на этот раз, не зря мне приснился. Ему и пошлём перепроверить Самборовы уравнения. Я всё-таки ядерщик, а у венеда как раз моей науки мало, больше плазмодинамики. К тому ж, у Ардерика в эргасте́рии [104]тоже имеется токамак [105]. Пойдём, сделаем омовение.

– По очереди, – Рен посмотрела на часы.

– Так вместе быстрее выйдет?

– Знаю я тебя, быстрее не выйдет, а войдёт.

– Уговорила, вернусь со схода, так тому и быть, – Фейнодоксо счастливо улыбнулся и встал под струю горячей, чтоб едва можно было терпеть, воды.

Через четверть диалепта, устройство должно было переключиться на ледяную воду, и так далее, но мистагог вовремя выскользнул из-под струи, обтёрся полотенцем, нырнул в чистую тунику, жёлтую с вышивкой по нижнему краю в честь схода, взглянул на себя в зеркало, вздохнул, накинул поверх нижней туники верхнюю, из красной шерсти, заранее вывешенную Рен, и отправился к лестнице на нижний ярус, ступая босыми ногами по набранной из кусочков разноцветного мрамора мозаике, где охотники спускали пардусов [106]на скалившего из пещеры клыки короткомордого медведя.

Столы у пиршественных лож и пол атрия покрывали чаши, миски, турьи кости, подсыхающие лужи вина (возможно, кто-то пытался играть в коттаб), и другие остатки застолья. Два ложа были сдвинуты вместе, из-под не то снятой со стержня, не то упавшей завесы венедской работы виднелись две пары ног – побольше и поменьше. Цепочки с бирюзой на лодыжках маленьких ножек позволяли предположить, что последние принадлежали Кае. Из проёма, ведшего в зимнюю кухню, зовуще пахло свежемолотым ергачом. На столе у плиты стояла большая медная ра́ква [107]и два кувшинчика – побольше со сливками и поменьше с мёдом. За тем же столом сидел Самбор с кружкой в левой руке и стилосом в правой, перед ним лежала стопочка бумажных листов.

– Девятый раз вывожу, получается то же самое, – с надеждой поделился он. – Я решил освежить в памяти – вдруг на сходе кто спросит?

Фейнодоксо снял с крюка висевшую дном вверх кружку, перевернул, и поставил на стол.

– Что ты пьёшь? Ергач со сливками? Налей мне лучше того же, никто ни о чём не спросит, это не венедское вече, а чинное гутанское [108]собрание. Совет управы, голова, а перед ними – по толике представителей от каждого цеха, братства, и так далее. Городская смета в общих чертах сговорена за месяцы, на сходе её огласят гардавайры [109], горожане одобрят, потом пойдут запросы на новые траты, но раз тебя пригласили говорить, в серебре не откажут. Реккасвинт мне уже сказал: «Схоласта-воина заполучить, городу слава». И это даже до того, как я ему поведал, что ты хочешь сделать. К полудню вернёмся, – лицо мистагога невольно расплылось в улыбке. – Сейчас, пары разведу.

Мистагог обул старые, удобные сандалии и прошёл через дворик к бывшей конюшне. Бицикл Санна стоял, прислоненный к её стене. Приставная лестница рядом с бывшим же сеновалом вроде бы намекала на местонахождение и самого поппелундского вычислителя. Из лаза на сеновал выглянула, зевая и потягиваясь, Гарсендис. Оттуда же приглушённо доносились голоса Санна и ещё одной девы, незнакомой Фейнодоксо. Судя по этим знакам, Санну удалось преодолеть робость и небездарно провести ночь. Разводить пары не пришлось, потому что Рен забыла выключить горелку. Мистагог проверил уровень топлива, чуть-чуть убавил пламя в горелке, открыл кран над водяным баком, где воды оставалось едва на дне, прикинул время, необходимое для наполнения бака, и отправился обратно в зимнюю кухню.

Там, к Самбору успела присоединиться Рен. Помимо ещё одной кружки, на столе появились хлеб и миски с ломтями турьего мяса, овощами, и грибами, накануне пожаренными с луком в оливковом масле.

– Переобуйся, – сказала Рен. – А то собрался ехать на сход, как землепашец. Возьми синие сандалии с золотыми бляшками, чтоб подобали твоему званию. И пояс с мечом не забудь.

– Пройди ещё четверть часа, я на сход не поехал бы, а пошёл, – Фейнодоксо хлебнул ергача. – Кто опять горелку оставил?

– Потому что твою машину пора было сдать в музей, еще когда Главуша в Альдейгье посадничала, – съязвила в ответ жена и хлюпнула ергачом из своей кружки. – И пире́олофо́р [110]купить, из Мехового Пролива.

– Они шумные, ненадёжные, да и плаунное семя, что на топливо идёт, куда дороже мёртвой воды, – привычно возразил мистагог.

Самбор ухмыльнулся, зачерпнул ломтём хлеба грибов из миски, откусил добрую треть, и принялся жевать.

– Не торопись, – мистагог остерёг схоласта. – Воде время нужно налиться.

– До схода доехать, много воды не надо? – прожевав, спросил тот.

– Бак должен быть полным, на случай если кто-то опять забудет горелку, – пояснил Фейнодоксо. – Пока давай о работе. Я думаю, одновременно начнём строить половинный образец по твоему чертежу, благо сверхпроводящие магниты уже есть, и пошлём твои вычисления Ардерику в Чугуа́н.

– Ардерику? – возрадовался схоласт. – Я с Санном успел поговорить, он хвалился, что сможет и численно воспроизвести. На его новом квенском тье́токоне [111], что весь на полупроводниках.

– Санн не будет зря хвалиться, – мистагог довольно кивнул, перепоясываясь. – Только что ему месяц счёта, то нам – миг опыта. Ладно, пойдём. Рен, позвони Атанагильде, чтоб прислала сюда Тразимунду, помочь прибраться…

– Меч, – напомнила Рен.

– Всё равно на сход с ним не пустят, – заранее зная тщетность спора, тем не менее возразил Фейнодоксо.

– Но кому ж ты будешь подобен, муж опоясанный без меча? – лицо Рен осветилось очаровательно-ироничным выражением.

– «Муж опоясанный без меча подобен мужу опоясанному с мечом, но без меча», – изрёк сомнительную колошенскую мудрость мистагог, снял с полки у двери парамерион [112]в ножнах, и пропустил ножны через кожаные кольца крепившихся к поясу держателей.

Самбор, вслед за Фейнодоксо вошедший в помещение конюшни, остановился у двери, созерцая машину.

– Добрая работа! Неужто самого Стондлея?

– Его самого! – с гордостью ответил мистагог, закрыв кран и завинчивая крышку водяного бака. – «Стондлей Гробонос»! Садись, поехали!

Схоласт погладил покрытый чёрной эмалью передок, действительно напоминавший саркофаг, что и объясняло странное прозвище машины, взялся за поручень, и поднялся на место слева от водительского. Мистагог перебрался на свою часть обтянутой шкурой неспешуна [113]скамьи по подножке, нажал на кнопку, открывавшую ворота на улицу, и, пока сочленённые кедровые прямоугольники ворот ползли вверх по рельсам, проверил давление пара.